— Чего же ты стал? Раздевайся.
Он слегка шепелявил и все время двигал руками, точно это помогало ему лучше высказать свою мысль.
Федор тоже понравился Михо. У него было приятное, почти женское лицо с правильными чертами. Улыбка мягкая, смущенная, как у девушки.
Федор молча пожал руку Михо и вернулся к шашкам.
Михо присел на краешек стула. Наступило неловкое молчание.
— Ну, как дела? — спросил Гнатюк.
— Плохо, — потупив глаза, ответил Михо.
— Случилось что? — участливо спросил Гнатюк.
Михо кивнул.
— Да… На завод хочу пойти.
Гнатюк вскочил со стула и хлопнул Михо по плечу.
— Так чего же ты нос повесил? — Он рассмеялся. — Я думал, что-нибудь плохое. Я же тебе давно советовал.
Но, поймав угрюмый взгляд Михо, спросил встревоженно:
— Или что дома случилось?
Михо мял в руках кепку и не глядел на Сашу.
— С батей поругался, прогнал меня… Чурило, старшина наш, наговорил ему на меня.
Гнатюк задумался.
Ему вспомнилось багровое от гнева лицо отца, ставшее каким-то незнакомым, чужим. То был последний их разговор. В покосившейся хате, там, далеко, в Марьевке.
Семья бедствовала. Семеро детей, а работающих, считай, один отец. Старший брат Митюха в счет не шел. Баламут был, забияка, везде верховод, а в работе ледащий. Ссорились они часто с отцом.
— Здоровый як бык, а на шее сыдыть, — укорял его отец.
— А куда я пойду, — огрызался Митюха. — Что ж, я учился, чтоб коров за сиськи тягать?
Он знал, что бьет по самому уязвимому месту отцовского сердца. Отец хотел хоть одного сына довести до ума. Митюха ходил в школу, учился уже в пятом классе. Как раз подошла коллективизация, и кулак Христич темной ночью в лютой злобе спалил школу, зарубив перед тем ночевавшего там двадцатипятитысячника. Новую школу не собрались построить. Детвора училась в четырехлетке, по частным хатам. Митюха остался недоученным и в педагогический техникум, как о том мечтал отец, попасть уже не мог. Но гонористый и хитрый был. И, зная слабости отца, корил его в ссорах своей неудачей. А неудачей той отца попрекал потому, что, когда было собрание бедняков и решали вопрос о раскулачивании Христича, еще до убийства, Гнатюк не поднял руки.
— Допомогал он мне завсегда, — оправдывался он. — Не могу я.
— А сколько же он содрал с тебя за те подачки? Паразит он! — говорили Гнатюку.
— Не можу… Сам знаю, что паразит, а не можу. Нехай без меня его раскулачат.
Одна рука Гнатюка, конечно, никакой роли не сыграла. Христича раскулачили, а после злодейского убийства судили. Но Митюха пользовался этим случаем, чтобы уязвить отца.
— Из-за тебя и остался я без образования, — корил его Митюха. — Кабы не поддерживал этого кровопийцу, кончил бы я семилетку и в техникум пошел.
Отец в таких случаях пасовал, словно действительно чувствовал свою вину. Но каждый такой спор оставлял в нем заметный след, еще более заметный оттого, что он старался скрыть боль и озлобление против старшего сына.
Когда все село потянулось в колхоз, записался скрепя сердце и Гнатюк. Но дела в колхозе долго не ладились. Сначала напутали с коровами. Свели на общий баз и коров, и коз. А однажды заговорили даже о том, что и птицу надо на одной ферме собрать. Потом сказали, что корову каждый может иметь свою. Но не чувствовали еще люди, что все уже установилось, не знали, как оно дальше будет. Работали нехотя, с оглядкой, как на чужого. Урожай был плохой, жили бедно.
— Пойдешь на мельницу работать, — сказал однажды отец Саше. — Я с Букиным договорился. Возьмет тебя.
Но у Саши думка была совсем другая. Учиться хотелось. Не в четырехлетке. В городской школе. Он сказал об этом отцу. И тогда вылилось наружу невысказанное, то, что застыло тяжелым камнем на сердце.
— Хватит мне ученых!.. Сытый уже Митюхой. Работать иди. И все.
А спустя неделю Саша получил письмо от Виктора Чернова, уехавшего на юг, в Приморск. Писал он, что устроился на стройке. Хороший заработок. И учиться можно.
Саша сказал о письме отцу.
Отец тогда сильно избил его. И вспоминать больно. А ночью ушел Саша на станцию.
Отец не отвечал на письма. Мать писала, что злится он, имя Сашкино вспоминать в доме не дозволяет.
Со временем отлегла обида. Лучше жить стало — и сердце смягчилось.
Однажды Саша получил письмо и узнал корявый почерк отца. Писал, что собирается приехать. А неделю спустя принесли телеграмму: помер отец. Внезапно. Так и не довелось помириться.
…Сердце у Саши тоскливо сжалось, когда он поглядел в глаза Михо.
— Что поссорился с отцом, — конечно, нехорошо… А что же наговорил этот Чурило?