Выбрать главу

— Что так рано, Саша? — поинтересовался Сергей Никифорович. — Или не спится?

— Не рассчитал время, — пожимая протянутую руку, уклончиво ответил Гнатюк.

Сергей Никифорович кашлянул и, глядя сквозь пальцы на огненные глазки печи, сказал:

— Молодежь, она вообще нерасчетлива, и время тоже не бережет. Молодому человеку — ему что, ему еще долго жить, ему вообще кажется, что он никогда не умрет. Скажут ему: «Вот это будет через двадцать — тридцать лет», — и он ответит: «Долгонько ждать». А душой этого не почувствует, потому что знает — доживет.

Сергей Никифорович присел на слиток и горестно махнул рукой.

— А чем старше человек, тем он больше ценит время. Старику скажешь: «Это будет через двадцать — тридцать лет», — и он вздохнет — ему уже не увидеть этого своими глазами. Он меряет жизнь месяцами, а то к неделями: прожить бы вот этот год, вот эту пятилетку да увидеть своими глазами, как оно будет выглядеть, чем закончится. А далеко заглядывать уже боится.

Гнатюк задумался.

— Правильно, конечно, только сегодня я как раз занялся подсчетом времени.

— Это как же понять? — спросил Сергей Никифорович.

— А вот приходите на сменно-встречный, там услышите.

Гнатюк присел на слиток рядом с Сергеем Никифоровичем.

— У меня к вам просьба, Сергей Никифорович.

— Какая?

— Подсчитайте, пожалуйста, сколько можно выдать слитков за час, если не будет задержек, и сколько выдает печь обычно.

— Хорошо, Саша, подсчитаю. Опять что-то надумал?

— Да. На сменно-встречном скажу.

Бригада собралась в конторке мастеров. В двух небольших комнатах было душно, накурено и шумно. У свежего номера стенгазеты стояла Марийка. Худенький паренек указывал на нее и на карикатуру в стенгазете и, с трудом сохраняя серьезность, говорил:

— Она. Точно, она! Гляди — нос закорючкой, бровки дугой, шляпка набекрень. Иващенко и есть!

Карикатура изображала Марию Иващенко, вылетающую из трубы, на которой была надпись: «Брак». Подпись под карикатурой поясняла: «Вот до чего доводит брак по расчету».

Марийка, пытаясь выбраться из кольца окружавшей ее молодежи, обиженно говорила:

— Что тут смешного, не понимаю. Ну пропустила нечаянно одну бракованную трубу… Так надо такой шум поднимать?

— Кто брак пропускает, тот в трубу вылетает, — крикнул паренек.

— А по-моему, это грубо, — со слезами на глазах сказала Марийка.

Сергей Никифорович, стоявший поодаль и молча наблюдавший эту картину, вмешался в разговор.

— Грубо или не грубо, а правильно, Мария Степановна, — сказал он. — Ты бракованную трубу пропустила, и напрасно сердишься, что тебя покритиковали. Когда поделом критикуют, нужно проглотить обиду и исправиться. Понятно?

— Понятно, Сергей Никифорович, — робко ответила Марийка.

— А вам хватит смеяться над девушкой, — сказал Сергей Никифорович, обратившись к окружающим. — Довольно и того, что в стенгазете ее пробрали.

Всем и без того уже было жаль Марийку.

— Та мы что, мы ничего особенного, пошутили, — оправдывался паренек. — Правда, Марийка? Ты не обижайся…

В это время в конторку вошел Коваль, а за ним, испачканный в мазуте, шел Гнатюк.

Молодежь встретила его шутками:

— Где это ты так измазался?

— Смена еще не началась, а Сашке уже в баню идти надо.

— С чертями подружил — и сам на черта похож стал.

— Тише, товарищи, — заговорил Коваль. — Начнем сменно-встречный, а то уже скоро гудок. Докладывайте, товарищ Степаненко, в каком состоянии ваш пильгерстан.

Степаненко сказал. Потом Коваль предоставил слово машинисту прошивного стана Николаю Борзенко. Сергей Никифорович рассказал, как работает печь.

— Выходит, — заключил Коваль, — оборудование в порядке. Слитков на складе достаточно, газ станция обещает подавать бесперебойно. Дело теперь за нами. Вы знаете, товарищи, что мы получили важный заказ от нефтяников. Выполнить его нужно в очень короткий срок. У товарища Гнатюка есть в связи с этим важное предложение. Слово имеет Александр Кириллович Гнатюк.

Саша сразу поднялся с места и торопливо заговорил:

— До сих пор мы выдвигали встречный повышенный план на смену… Сегодня я предлагаю выдвинуть не сменно-встречный, а встречно-часовой план — наше обязательство на каждый час.

— Это зачем же? — спросил Борзенко.

— Затем, чтобы научиться экономить время.

— Непонятно.

— Сейчас объясню. Обычно мы только к концу смены знаем, сколько выработали, а сейчас будем знать каждый час. И если в первый час не выполнили задание, — поднажмем, и во второй час нагоним. Люди будут считать минуты. Это очень важно, потому что мы много времени теряем зря. Товарищ Степаненко, например, уже прокатал трубу, а на прошивном стане еще не прошили гильзу. Пока ее прошьют, пока доставят к пильгерстану, уйдет одна — две минуты. Мы эти минуты не считаем. А их за смену, знаете, сколько наберется?