— Не знаю, — повторил Михо.
Коваль поднялся во весь свой рост.
— А ломать стан знал как? Я спрашиваю: знал, как стан ломать? Программу сорвал нам, тысяч тридцать ухлопал. За такие дела под суд отдают.
Михо вздрогнул, но ответил спокойно:
— Отдавайте.
Коваль еще больше рассердился:
— «Отдавайте, отдавайте»! — передразнил он Михо. — Тебя тянешь в люди, а ты обратно в грязь лезешь. Никак не отвыкнешь от прошлого.
Михо часто задышал и с ненавистью взглянул на Коваля.
— Зачем упрекаешь? — сказал он сквозь зубы. — Наказывай, если надо, только не обижай. Слышишь?
Коваль искоса поглядел на Михо, точно изучая его. Рука его сжалась в кулак. Он сел и начал перебирать бумаги на столе. Минуты две длилось молчание. Казалось, Коваль совсем забыл о Михо. Но он не забыл. Приняв решение, Коваль встал и проговорил тоном, не допускающим возражений:
— Получишь выговор и пойдешь слесарем по ремонту. Попробуешь, как поломки других исправлять…
Для Михо это был большой удар. Быть одним из первых в цехе, одним из тех, о ком всюду говорят, кто решает судьбу всей смены, — и оказаться одним из самых незаметных, на кого он сам никогда внимания не обращал, словно не было их в цехе.
Но Михо смирился и прошел в слесарную мимо стана с таким видом, точно никогда рычага управления в руках не держал.
Перед самой прогулкой Михо решил не поехать и сказал об этом Марийке.
— Там все будут… Неудобно мне. Все будут веселиться…
— А ты что, не можешь веселиться со всеми?
Михо отвернулся и проговорил чуть слышно:
— Неудобно мне… Не хочу я ехать.
Но Марийка не отступала.
— Как раз сейчас тебе неудобно не ехать.
— Почему?
Марийка ответила не сразу, раздумывая, очевидно, над тем, как сказать, чтобы Михо не обиделся.
— Надо высоко голову держать, когда тебе плохо.
Михо выбросил недокуренную папиросу и сказал:
— Ладно, поеду.
Ожидая, пока подойдет катер, Михо и Марийка прогуливались по берегу. Море было спокойное; заметные только у самого берега волны тихо переговаривались с прибрежным песком. Набегут на берег — и сразу же торопятся обратно, унося с собой мелкие песчинки.
— Я люблю море, — сказала Марийка.
— А я… не знаю, какое оно, не думал.
— Посмотри, какое оно просторное… В степи тоже так просторно?
Михо взглянул на море. Было приятно глядеть на раскинувшуюся до горизонта морскую гладь.
— Нет, не так, — сказал он, вспомнив исхоженные дороги и костры, разгорающиеся в предвечерней степи.
— Там лучше? — спросила Марийка.
Михо взглянул на нее: можно ли сказать ей правду?
— Лучше…
Они услышали гудок, возвещавший, что начинается посадка, и пошли к катеру.
Все спешили на корму, и мест там уже не оказалось. Михо и Марийка прошли на нос катера, но и там все скамейки были заняты. Какой-то паренек подвинулся и предложил Марийке место с краю. Она села. А Михо стал рядом, облокотившись на железные поручни.
Катер незаметно отчалил от берега. Вода, отступая под его натиском, ласкалась вдоль бортов и широкими спиральными волнами расходилась за кормой.
Парень заговорил с Марийкой. Михо услышал, как он сказал:
— А я вас знаю. Ваша фамилия Иващенко.
— Откуда вы меня знаете? — спросила Марийка и тревожно взглянула на Михо.
«Она боится, как бы я не приревновал ее к этому парню», — подумал он.
— Я сяду там… посмотрю на море, — сказал Михо угрюмо и пошел на нос.
Берег был уже далеко, дома отсюда казались крошечными, как детские игрушки. Дымки над заводом все также бодро вились к небу, но трубы цехов тоже казались маленькими, игрушечными, и дымки, когда Михо сравнил их с необозримым пространством моря, чудились какими-то несерьезными… А впереди, и слева, и справа — море. Вода, вода и небо — такое же безбрежное, как и море.
«Как же люди находят здесь дорогу? — подумал Михо. — Здесь ведь совсем не такие дороги, как в степи. Там они ясно прочерчены людьми, повозками, лошадьми. Они узкие, колесом к колесу часто не проедешь, приходится сворачивать. А здесь какой простор! И дороги совсем не видно. Пройдет этот катер, успокоится море, и следа не найдешь. Случайно только можно попасть на то же место. Может быть, как раз на то же самое место никогда и попасть нельзя. Волны бегут, воду куда-то уносят, и сквозь ту же самую воду другой катер уже не пройдет, то будет уже другая вода. А эта где же окажется? Она набежит волной на берег и обратно вернется. Куда же?..»
— Что задумался, паренек? — услышал он чей-то голос и обернулся.