Гусев, внимательно наблюдавший за Ковалем, заметил:
— Женщины служат для нас образцом. Они спокойнее относятся к общественному долгу и тщательнее следят за собой… А я, видите, раньше времени полысел. Чрезмерное усердие. Бури. Увлечения… Нет, не сердечные, — Гусев притронулся к руке Веры Павловны, и она улыбнулась ему. — Увлеченья другим… Чертежами, производством. — Он повернулся к Ковалю. — Чрезмерную трату жизненной энергии ничем не компенсируешь. А человек должен помнить, что у него только одна жизнь…
— И прожить ее надо по возможности лучше, — закончила Вера Павловна.
Гусев поцеловал ее руку.
— Ты права, Верочка. Если каждое поколение будет заботиться только о благе будущих поколений, человечество никогда… никогда не познает радости. Надо уметь жить.
Он налил себе и Ковалю водки, а в бокал Веры Павловны вина.
— Выпьем за жизнь!
Коваль быстро захмелел. Гусев тоже. Вера Павловна, смакуя, тянула из бокала густое коричнево-красное вино.
Коваль пытался взять себя в руки. «Надо закусывать, иначе совсем опьянею», — подумал он. И, словно читая его мысли, Вера Павловна пододвинула масленку.
— Возьмите масло с икрой.
— Да-да, поешьте, — поддержал ее Гусев. — Масло как бы смазывает, простите, пищепроводящие каналы… Не буду, не буду, — сказал он, заметив легкую гримасу Веры Павловны. — Я только с медицинской точки зрения… В общем, алкоголь не в состоянии проникнуть… не знаю, куда проникнуть… Но ты мне сама говорила, Верочка. Значит, это правильно. Верочка всегда говорит правильно. Она мне почти ровесница. А мне пятьдесят один год… И я лысый. Лы-сый. А у нее ни одного седого волоса. Она жила для себя, а не для будущих поколений.
— Дай гостю поесть, — вмешалась Вера Павловна.
Она пододвинула к Ковалю салатницу в виде раскрытой розы. И точно не салатницу, а настоящую розу держали белые руки с длинными ровными пальцами.
— Возьмите, — сказала Вера Павловна.
Коваль с аппетитом ел.
Но мысль настойчиво искала: «Зачем он меня звал?»
Коваль знал, что Гусев живет отшельником. Рассказывали, что у него бывают главный инженер завода и какой-то плановик из главной конторы, обломок дореволюционной чиновничьей знати. Когда Гусев пригласил Коваля на обед по случаю пуска новой нагревательной печи, это польстило Ковалю. Гусев как бы выделял его среди всех инженеров цеха. Но в то же время его не оставляла мысль, что Гусев сделал это неспроста.
— Вы давно закончили институт? — спросила Вера Павловна.
— Нет… Я не институт кончал. В промакадемик учился.
— Мстислав говорит, что вы самый способный из всех этих… инженеров, которые закончили вузы.
Коваль покраснел.
— Не знаю… У нас много способных ребят. В промакадемии такой народ учится… Орлы!
— Не скромничайте, — сказал Гусев. — Из всей массы новых инженеров вы выделяетесь. Это несомненно. Не-сом-ненно. У вас есть все для того, чтобы стать настоящим интеллигентом. А остальные… остальные — не то.
— Что вы имеете в виду? — спросил Коваль.
— Давайте выпьем, Михаил Ефимович.
— Нет, вы скажите, — заупрямился Коваль.
— У, какой вы любопытный. — Вера Павловна улыбнулась, сверкнув белыми красивыми зубами. — Выпейте, Михаил Ефимович. Я очень жалею, что не пришла Александра…
— Александра Прохоровна. У нее как раз сегодня собрание, неудобно было уйти.
— Ну ничего, я надеюсь, в следующий раз вы придете вместе с ней. Нам очень приятно познакомиться с новой интеллигенцией.
Слова были какие-то чужие, но Вера Павловна так улыбалась, что они казались искренними.
Выпили еще.
Когда домработница подала жаркое, Гусев, разрезая утку, сказал, словно рассуждая сам с собою-
— Вот ты говоришь, Верочка, новая интеллигенция. А по-моему, интеллигенция всегда остается интеллигенцией. Человек, вкусивший плоды культуры, не вернется к промыслу дикаря. Кто по-настоящему познал науку, тот не пойдет против ее законов. Так, Михаил Ефимович?
— Очевидно.
— Вот хотя бы наши цеховые дела. Вы, конечно, знакомы с техническими паспортами оборудования?
— Знаком.
— И вы знаете, что мы достигли предела производительности, указанного в паспортах?
— Ну и что же? — нерешительно сказал Коваль.
— А то, что я считаю недопустимыми всякие эксперименты, идущие против науки.
— Вы имеете в виду рекорды Гнатюка?
— Да. Именно это… Это недопустимо. Мы, мы с вами отвечаем за оборудование, за технику. Я, как начальник цеха, — за весь цех; вы, как начальник смены, — за свою смену. Как можете вы, инженер, человек умный, знающий, серьезно относиться к этой игре в рекорды? Все это хорошо для политики, для воодушевления масс. Но мы же с вами инженеры, интеллигенты! Мы должны помнить о науке!