Сигов сел рядом с Ковалем, спросил:
— Может быть, погорячился ты? А?
— Может быть, — ответил Коваль, подумав. — Но очень уж нехорошее настроение создало все это в коллективе. Сокирка вооружил людей против себя.
— Это понятно. Но все-таки нельзя не считаться с тем, какой человек это сделал. Его воспитывать надо, и долго еще придется заниматься этим. Он ведь признал свою вину. А за это одна половина вины снимается… Кто его друзья?
— Гнатюк, Чернов… Хорошие ребята.
— За девушкой ухаживает?
— За девушкой?.. Не знаю… Хотя… обожди… приходила ко мне одна, просила, чтобы строго не обошлись с ним.
— Кто такая?
— Мария Иващенко.
— Мария Иващенко? Дочка Степана Иващенко?
— Она самая.
— Та-ак. И что же она говорила?
Коваль недоуменно пожал плечами.
— Трудно было разобрать. То доказывала, что Сокирка не виноват. То винила Сокирку, что он чересчур горячий, недисциплинированный. Потом расплакалась и убежала, так и не смог ее удержать.
— Может случиться, дело здесь еще тоньше, чем кажется. Может быть, здесь не одного Сокирку выручать надо. Сколько времени он работает слесарем?
— Недели две…
— И как работает?
— Неплохо.
Сигов раздумывал несколько минут, потом сказал:
— Может, хватит уже? Как думаешь, Михаил?
— Поговорю с ним. Прощупаю, как настроен.
— Поговори… Надо парня поддержать. А убыток, что он нанес… Что ж, это издержки воспитания. Наше государство принимает на себя и не такие убытки, когда речь идет о судьбе человека.
У цеховой конторки было шумно. Тонкой змейкой вытянулась очередь. Выдавали зарплату.
Федор, отойдя от кассы, пересчитывал деньги.
— Ну что, убавилась зарплата?
Федор исподлобья взглянул на спрашивающего.
— Пока не убавилась. Так и новых же норм еще нет! Подождем, увидим.
— Эх, ты, помощничек! Видно, Петрович недоучил тебя.
— А тебе что? Своего ума хочешь одолжить мне?
— Тебе сколько ума ни дай, все равно испортишь. Шиворот-навыворот все перевернешь.
— Да хватит вам! — воскликнул Виктор Чернов. — Дайте послушать, что человек рассказывает.
— Сказки из тысячи и одной ночи, — с насмешкой сказал Федор. — Баланда папаши Сергия.
— Ну, ты, дуралей, придержи язык!
Кружок теснее сдвинулся вокруг Сергея Никифоровича.
— И приснится же такое… Будто помер папа римский. Полетела, значит, душа его на небо, а там, понятно, сильный переполох. Шутка сказать, какое событие: прибывает на тот свет святейший из святых — сам папа римский, всю праведную жизнь служивший господу богу! Запел тут покойницкий хор, в раю арфы заиграли. В честь такого события еще сильнее стали поджаривать грешников в аду — во славу господа бога и его наместника на земле.
Бог, значит, поручает Илье разработать церемониал встречи папы Пия. Архангелу Гавриилу дал задание усилить посты у входа в рай и в ад, чтобы беспорядков не было. А надо вам, чтобы яснее была история, рассказать про порядки на том свете.
— Ну и завернул! — восхищенно сказал Борзенко.
— Тише, тише! Не мешай. Говори дальше, Сергей Никифорович.
— Да, так вот. Порядок там такой. В рай вход строго по пропускам, и часовые следят, чтоб грешник какой не пробрался. А выходи — сколько хочешь. Но кому охота выходить из рая! Сидят себе праведники, прихлебывают святую водицу и божественные разговоры ведут. А в аду порядки как раз наоборот: входи, сколько хочешь, а выйти — дудки! Без специального пропуска тебя ни за что не выпустят… Ну, так вот. Распорядился архангел Гавриил, чтобы усилить посты, расстелили на облаках ковры, расставили вдоль всего пути с этого света на тот музыкантов. И началось торжество.
Предстал папа римский перед лицом господа бога и начал, значит, отчитываться о проделанной работе: сколько молитв прочитал за свою жизнь, сколько грехов кому и на каком основании отпустил, сколько денег на процветание святой церкви собрал.
В этот момент случилась заминка. Начальник финансового отдела небесной канцелярии вдруг перебил папу римского и заявил, что, по его записям, в небесную канцелярию сдано меньше денег, чем собрано.
— Тут пахнет растратой, — сказал он.
Бог сердито взглянул на папу римского, и тот уже основательно перетрухнул. Но в это время пророк Илья что-то зашептал на ухо богу.
— Ладно, потом разберемся, — отмахнулся бог. — Пусть продолжает.
А папа рад, значит, что пока выбрался из беды, и елейным голосом продолжает отчет: сколько в каком государстве новых церквей открыто, какой доход получен от монастырских земель… В общем — говорит, говорит… А богу уже слушать надоело. Зевнул он — так, что гром раскатился по всему небу, — и молвил: