— Остальное в письменной форме представь начальнику канцелярии, я потом почитаю. А теперь расскажи мне лучше о борьбе с большевиками. Сидят они у меня в печенках, не стало мне житья от них в последнее время.
Папа римский обрадовался, что дело повернулось в эту сторону (а то, глядишь, начальник финотдела опять к чему-нибудь придерется), — и пошел клясть большевиков. Они и такие и сякие, и в церковь не ходят и против бога агитируют, и детей не крестят…
— Да что ты мне рассказываешь, — перебил его бог. — Что, я без тебя не знаю, какие они, большевики? Ты толком мне скажи: скоро ли конец им, большевикам, будет? Они же, сукины сыны, вот-вот по миру пустят меня.
Папа римский говорит, значит, что денно и нощно молился об этом, что объявил крестовый поход против большевиков…
— Опять он мне свое, — раздраженно крикнул бог. — Что мне от твоих молитв, когда коммунистов не меньшает, а с каждым днем становится все больше!
— С вашей божьей помощью добьем мы большевиков, — покорно произнес папа.
— Я ему свое, а он мне свое. Что ты мне о божьей помощи трещишь!
Папа римский испуганно залепетал:
— Все, что на земле и на небесах, — в руках господних. Воля его — воля всех людей на земле, его послушных овечек и любящих детей.
— Видал, псалтырь мне читает, — рассвирепел бог. — Где твои послушные овечки и любящие дети? Что ты мне о воле божьей болтаешь? Разве ж я не хочу, чтобы все верили в меня и ходили в церковь молиться? Так не слушают же, сукины сыны, не верят. Я им внушаю, а они не верят. Понял? Не ве-рят!
Папа римский выпрямился и, впервые взглянув украдкой на бога, робко сказал:
— А чем же я виновен, что не верят? Раз вы ничего сделать не можете, так я и подавно не сделаю!
Бог совсем из себя вышел.
— Бездельники! — кричит. — Раз ничего сделать не можете, так и не лезьте в церковь. Наживаетесь только на мне! Спекулируете моим именем.
Папа оторопел, и у него промелькнула мысль: «Да что он на меня орет? Сам ничего сделать не может, а я отдувайся. Эксплуататор проклятый!»
Но не успел папа римский подумать это, как бог побагровел и, вытаращив глаза, начал кричать истошным голосом:
— Ты думаешь, я не знаю, что копошится сейчас в твоей дурьей башке? От бога ничего не скроешь. Ах ты, еретик! — И, обратившись к окружающим его архангелам, распорядился: — К черту папу! Положить его на самую горячую — тринадцатую — сковородку. И пусть жарится в аду до тех пор, пока на земле коммунисты будут.
Завизжали тут черти в аду, заголосили ангелы и архангелы. А Илюша-пророк, тяжело вздохнув, сказал:
— Плохи наши дела!
Этот вздох громом прокатился по небу… И я проснулся…
Дружный смех вознаградил рассказчика.
— Ну и заправит же Сергей Никифорович!
— Как он это выдумывает?
— Послушал бы папа римский, враз отлучил бы его от церкви.
Сергей Никифорович довольно ухмыльнулся.
— Сказал еще! У папы римского зуб против меня как раз за то, что я сам от церкви отлучился… Ну да ладно, подвигайся, товарищи, уже очередь подходит. А вон наши буржуи идут. Сколько заработал, Саша? — обращаясь к Гнатюку, спросил Сергей Никифорович.
— Тысячу сто, за месяц. Полный карман.
— А Виктор?
— Тысячу двадцать.
— Так с вас причитается, — бросил Федор. — Хоть бы пол-литра поставили.
Виктор замялся.
— Что, пожалел уже? — настаивал Федор. — Не знал я, что ты такой жадный.
— Чья бы корова мычала… Сам зубами за каждую копейку держишься.
— Ты прямо говори: ставишь пол-литра или нет?
— Подумаешь, пол-литром испугал. Ты выпей, я тебе и литр поставлю. Пошли, ребята, кто хочет. А вот и Михо. Пошли с нами, Михо.
Михо отошел от кассы и спрятал деньги в карман.
— Пошли.
Но у проходных ворот к Михо подошла Катя Радько.
— Ты куда это?
— А что?
— Мне поговорить с тобой надо.
Михо замялся.
— Срочно? — Он глянул в сторону уходящих ребят. — Я сейчас догоню, — крикнул он.
Федор оглянулся и сказал с насмешкой:
— Нет, видать, без тебя сегодня банкетничать.
Михо взглянул на Катю и объяснил:
— Получка сегодня, решили выпить пойти… И на работе восстановили меня, тоже повод…
— Федор всегда повод для выпивки найдет. Ты поменьше слушай его… Повод сегодня другой. Марийка именинница. Ты знаешь?
— Не знаю. А что?
— Ничего особенного. Думала: может быть, ты не знаешь… Подарок ей купил бы.
Михо покраснел и пробормотал невнятно: