У Гнатюка широко раскрылись глаза.
— Понял! Катать трубу с готовой муфтой.
— Ну да! Я же говорю! — воскликнул Михо. — Не нужно катать специальные трубы, резать на муфты.
— Правильно, — воскликнул Гнатюк. — Дай-ка бумажку, я нарисую.
Чернов подал ему блокнот, и Гнатюк начал рисовать.
— Вот как было. А теперь, смотрите, что получается. — Он нарисовал вторую трубу. — А ведь это же сколько металла сберечь можно! И времени.
— Ну, а прочность? Неизвестно, как это отразится на прочности, — озабоченно сказал Чернов.
— Наверное, будет прочнее, — ответил Гнатюк. — Надо, конечно, проверить, но, кажется, так должно быть прочнее. Целое тело, оно прочнее, чем на резьбе.
Гнатюк задумался. Снова потрогал утолщение и сказал:
— Да, получается вроде ничего… А можно на стане катать такую трубу?
— Так вот же получилось, чего там думать, — нетерпеливо воскликнул Михо. — Давай сейчас попробуем. Становись, Саша, и прокатай.
— Нет, спешить тут не надо, — остановил его Гнатюк. — «Семь раз отмерь, один раз отрежь», — слышал такую пословицу? Надо все проверить, договориться, а потом катать. Сходи-ка, Михо, на вторую печь. Там сейчас Коваль, позови его сюда. А я пока пойду на стан, потом вернусь.
Спустя десять минут Гнатюк увидел Коваля и шагающего рядом с ним Михо. У Михо было в этот момент такое выражение лица, что, глядя на него, Гнатюк рассмеялся. Михо старался придать лицу серьезность и таинственность, но радость так и рвалась наружу. Коваль спросил подошедшего Гнатюка:
— Что за срочное дело? Смотри, как запыхался Сокирка. А молчит: говорит, секретное дело.
— Сейчас расскажет.
Они как раз подходили к Чернову, измерявшему белым кронциркулем утолщение на трубе.
— Ну, расскажи, Михо, о своем изобретении, — сказал Гнатюк.
Михо смущенно возразил:
— Какое там изобретение!.. Это он, — указал Михо на Гнатюка.
— При чем здесь я? — удивился Гнатюк.
— Ты же сказал про муфту.
— Ну сказал. Так то ж я так!
Коваль жестом остановил спорящих.
— Ладно, славу поделить успеете. Расскажите толком, в чем дело.
Михо начал рассказывать. Коваль слушал не перебивая, потом взял из рук Михо блокнот, подошел к трубе, потрогал утолщение, точно желая убедиться в том, что оно действительно существует, и, обернувшись к тройке, затаившей дыхание от нетерпенья, сказал:
— Большое это дело, по-моему.
…Все последующие дни были для Михо и Саши днями лихорадочной работы. Вместе с Ковалем Михо побывал у директора завода. По настоянию Михо с ними пошел и Гнатюк, хотя он продолжал твердить, что никакого отношения ко всему этому не имеет. Михо настоял также на том, чтобы директору докладывал Гнатюк.
— Ты лучше объяснишь…
К директору пришел и Сигов.
Когда Саша изложил суть дела, Коломиец что-то принялся подсчитывать. Оставшись, повидимому, доволен подсчетами, он сказал, что позвонит в главк и доложит об изобретении, но Сигов удержал его.
— Не торопись, Федор Кузьмич. Надо хорошенько все изучить, проверить, а потом уже сообщим.
По предложению Сигова Михо и Сашу освободили на две недели от работы на производстве. Двум опытным инженерам из технического отдела — прокатчику и технологу — поручили произвести необходимые технические расчеты.
Михо и Саша потеряли счет часам. Целый день они проводили в комнатушке бюро изобретателей, вслушивались в споры инженеров, отвечали на их вопросы о возможностях регулировки валков стана, о нагрузке, которую будут испытывать валки, и многом, многом другом.
Вечером, уйдя с завода, они продолжали говорить о том же.
— Ох, как нужно учиться! — говорил Михо. — Понимаешь, как оно получается. Инженеры помогают нам хорошо… Только не чувствуют они стан, как я, нутром. Формулы, цифры… чужое будто. А я руками и душой чувствую… А формул не знаю…
— Это хорошо, что ты понял. Надо тебе учиться, чтоб в техникум пойти.
…О безмуфтовых трубах узнал весь завод. Как в любом новом деле, появились и сторонники, и противники предложения. Противники выдвинули много возражений. Михо горячился, доказывал, что все это вздор, что безмуфтовые трубы безусловно хороши.
Однажды, после горячего спора с начальником отдела технического контроля, он побежал к Никифорову, как раз в те дни избранному секретарем цеховой парторганизации.
— Это безобразие! — взволнованно заговорил Михо. — Так нельзя работать. Они не помогают, а мешают.
Никифоров жестом остановил Михо и сказал:
— Не горячись, товарищ Сокирка. Ты даже не поздоровался с Иваном Петровичем.