— Дело, конечно, нехорошее, но говорить, по-моему, надо, не столько о наказаниях, сколько об извлечении уроков.
Выступили и другие члены парткома. Председатель завкома профсоюза Ляхов говорил о Михо Сокирке как о добросовестном рабочем, которого нужно всячески поддерживать.
— Комитет комсомола собирался выдвинуть его в депутаты городского Совета, — нерешительно сказал Гнатюк. — А тут такое дело.
Сигов встал со стула и одобрительно сказал:
— А что же, товарищи, это, пожалуй, неплохая идея.
— Не слишком ли рано выдвигать в депутаты? — возразил Коваль.
Сигов задумался, взвешивая все «за» и «против». Немного горяч, нуждается в присмотре. Ну что же, впереди еще много времени. Что касается остального, то кандидатура вполне подходящая: молод, честен, энергичен, хорошо работает, учится. Нашел в себе силу уйти из табора, — это определенно революционный шаг в его жизни.
Он высказал свои соображения и предложил членам бюро подумать над этим. Затем обратился к Гнатюку:
— Я еще посоветуюсь в горкоме партии. Думаю, что коммунисты поддержат кандидатуру, если комсомольцы выдвинут Сокирку. Теперь я хочу сказать о происшествии. Я согласен с тем, что здесь говорилось о работе среди молодежи, и со всем остальным. А я скажу о том, о чем не говорилось.
Сигов снял очки, точно они ему мешали, и, близоруко оглядев присутствующих, продолжал:
— Попробуем поглубже, с политических позиций разобраться в том, что у нас произошло… Работает у нас на заводе цыган. Хороший рабочий, активный общественник. К нему иногда приходят его земляки.
— Неподходящее слово, — заметил Коломиец. — Земляки — это уроженцы одной местности. А какие же у цыган земляки?..
Сигов нетерпеливо остановил его.
— Не знаю, я не об этом сейчас… И вот приходят к нему цыгане: Ромка и другие. Пришли — и ушли. А мы, оказывается, ни при чем. Кто эти люди, зачем пришли, какое влияние оказали на нашего рабочего, с какими мыслями ушли от нас, что думают, что будут делать дальше?
— Может быть, массовую работу в цыганском таборе проводить? — с усмешкой отозвался Коваль. — И на своем заводе с трудом управляемся.
— Вот готовят на бюро горкома отчет о массово-политической работе, всыпят нам, — поддержал его Коломиец.
Сигов спокойно выслушал реплики, потом продолжал:
— В цыганский табор я не собираюсь отправлять ни тебя, товарищ Коваль, ни тебя, товарищ Коломиец. А подумать нам есть о чем. В горкоме с меня не спросят за цыганский табор. Федору Кузьмичу тоже вроде нет дела до этого, — у него завод, план, себестоимость… При чем тут цыгане? И вообще, скажу, какая тут проблема? Бродят цыгане по свету — ну и пусть себе бродят! Сколько их там, чтобы специально заниматься ими!
— Кстати, сколько их? — спросил Коломиец.
— Сейчас знаю, поинтересовался, а раньше не знал. Во всем мире два миллиона цыган. А в нашей стране их, примерно, тысяч шестьдесят. А может, и больше, кто их посчитает! Никакого заметного влияния ни на экономику нашей страны, ни на ее политическое развитие они оказать не могут… Я стал над этим думать, чтобы уразуметь, как же нам быть с Ромкой и с другими, что приходят к Сокирке. А отношение у нас вот какое…
— В комсомол принять, — попробовал пошутить Гнатюк.
— В милицию отправить — вот тебе и все отношение, — сказал Коломиец.
— Не спешите, товарищи, дайте досказать. Ясно, что цыганами, что кочуют по нашей советской земле, надо заниматься. Их нужно принять в нашу семью.
— А они упираются, не идут, — сказал Коваль.
Сигов укоризненно взглянул на него.
— Этот вопрос поглубже, чем тебе кажется. Кто должен отвечать за эти шестьдесят тысяч, кто усадит их на землю, кто переселит их из грязных шатров в светлые дома, кто приобщит их к социализму? Или ты думаешь, что Центральный Комитет пошлет в каждый табор своего инструктора, а тот развернет там агитацию? Нет, товарищи. Мы, мы должны это делать. Все мы, все, кому встретился на пути цыганский табор. И кто Ромку встретил. Все равно, где он прописан и состоит он на учете в нашем завкоме профсоюза или нет. К нам в поселок попал, в нашем общежитии оказался, — значит, под наше влияние должен попасть. Это первое. А теперь я хочу спросить товарища Гнатюка: ты подумал, почему цыган, которого все зовут Вислоухим, наговорил на Сокирку, какой интерес был цыгану клеветать на цыгана? А? Как, по-твоему?
Гнатюк пожал плечами.
— Кто его знает, Иван Петрович? Не думал.
— А фамилию Вислоухого ты не знаешь?
— Нет.
— Чурило. Не слышал?