— Слыхал что-то.
— Старшина табора это. А Вислоухий — сын его. И, может быть, специально он наговаривает на Сокирку. Чурило зуб против него имеет. Сокирка из табора ушел в теперь у него как бельмо на глазу. Может так быть?
— Правильно, по-моему, — согласился Гнатюк.
— А Вислоухий не один. С ним цыганка еще ходит. Гадает она на базаре. И ты послушал бы, что она гадает. Одной женщине говорит, что выпала ей дальняя дорога, ждет ее в конце счастье и что надо бросать работу и ехать. Другой говорит, что ее может разлучить с мужем казенный дом… Семерки там, короли… В общем такой получается, что следить надо за мужем, по вечерам никуда не отпускать… Женщина вздохнула: «На заседания ходит». — «Ну вот, видишь», — говорит цыганка… А третья гадала на какого-то трефового короля. Получается, что он должен стать военным, что изменит он любимой, если уедет. И обратной дороги ему нет.
— Смотри, скоро сам гадать научишься, — рассмеялся Коваль. — Втянешься в базарные дела.
— Ты, конечно, на базар не пойдешь. Куда там! Разве можно ответственному работнику на базар ходить!
— Там спекулянты, — отозвался Коломиец.
— Спекулянтов там действительно немало. Но, кроме спекулянтов, там рабочие, их жены, дети… Тысячи людей собираются там. Наши враги ведут там работу. А мы считаем, что неудобно нам потолкаться в толпе, послушать, о чем говорят, вставить свое слово в разговор… Вот оно как дело получается, дорогие товарищи…
Заседание парткома закончилось поздно. После того как все разошлись, Сигов задержался еще в кабинете, чтобы просмотреть почту. Когда он вошел в приемную, управделами сказала ему:
— Вас тут посетитель ждет.
— Пусть заходит.
Управделами развела руками.
— Говорила ему — не хочет заходить. Давно уже ждет вас в коридоре, часа полтора.
Сигов недоумевал: кто бы это мог быть? Не иначе, как какое-нибудь семейное дело. Женщина, наверное; стесняется зайти.
Лампочка тускло освещала коридор, и Сигов не сразу узнал странного посетителя.
— Вот, долг принес, сто рублей, — сказал тот, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— А, это вы, товарищ Дударов! — обрадовался Сигов. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, товарищ секретарь. — Ромка замялся. — Так вот долг вам.
Сигов взял из его рук несколько смятых бумажек.
— Хорошо, хорошо. Давайте. Долг, как говорят, платежом красен. Как дела там у вас?
Но Ромка, словно не расслышав вопроса, продолжал свое, то, что подготовился сказать:
— Рубашку ту, значит, вышитую, и отправил с сестрой в общежитие. Отдал, значит… Так что тридцатку надо у Федора взять… А тужурку… нет тужурки. Пропил, значит…
И, помедлив, добавил:
— Вот так, значит… Ну, я пошел.
Сигов взглянул на часы:
— Поздно уже, около двенадцати, куда же вы пойдете? Табор далеко остановился?
— Та нет. Тут километра три всего.
Сигов подумал: в общежитие отправить? Плохо ребята встретят. Отпускать тоже нехорошо, поговорить бы надо.
— Знаете что, товарищ Дударов, — сказал он решительно, — куда на ночь глядя идти? Пошли ночевать ко мне.
Проснувшись, Ромка с удивлением обнаружил под собою не охапку сена, а податливые пружины дивана. Одним взглядом охватил он комнату. В углу — аккуратно застланная кровать, на ней спал хозяин. «Когда же это он успел встать и убрать, а я и не слышал?» — подумал Ромка. Рядом с кроватью — небольшой письменный стол; на нем груда книг с одной стороны и папка тетрадей — с другой. Половину стенки занимала книжная полка, почти достигавшая потолка. В другом углу — шифоньер. Увидев торчащий в дверцах ключ, Ромка улыбнулся. «Хитрый какой! — подумал он. — Ну, и у нас тоже башка. Думает, как в „Путевке в жизнь“, на психику действовать. Нас на такое не купишь. Ждет, что я в шкаф полезу, а сам из другой комнаты в щелочку подглядывает».
Ромка прислушался. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Он вскочил и тихонько открыл дверь. В комнате никого не было. Из следующей комнаты, — видно, кухни, — доносились приглушенные голоса женщины и ребенка.
Ромка прикрыл дверь и уселся на диван. «Ну и дела!»
Ему вспомнился вчерашний вечер. Как настойчиво звал его секретарь к себе ночевать. Ромка долю отказывался. Его не оставляло чувство неловкости. «Начнет сейчас объяснять, что нельзя воровать, — думал Ромка всю дорогу. — И что надо бросить кочевать. Противно».
Но ни по дороге домой, ни дома секретарь ни словом не обмолвился о краже. Вначале рассказывал очень смешно о каком-то старом рабочем, который получает пенсию и уже давно не работает. Пришел вдруг этот рабочий и потребовал, чтобы его приняли обратно на работу, иначе, говорит, умру от скуки. «А куда его устроишь? — говорил секретарь, словно советуясь с Ромкой. — Молодой если, послали бы на курсы, подучился, подобрали бы работу на новых машинах. Так он плоховато видит. Сторожем его не поставишь: обидится».