— Явился по вашему приказанию.
— Хорошо, садитесь. Каково ваше мнение о Гусеве? — с места в карьер спросил Коломиец.
Не раскрывая папки, которую он держал в руках, Щетинин без запинки произнес:
— Отец — инженер, до революции работал на Гартмановском заводе в Луганске, ныне Ворошиловград, мать-домохозяйка. Отец по линии своего отца — немец, Михель Эдуардович, но родился в России и жил в России. Мать — русская, дочь юриста, защитника…
— Зачем мне отец и мать? — нетерпеливо перебил Коломиец. — Я спрашиваю, какого вы мнения о самом Гусеве?
Щетинин хлюпнул носом.
— О Гусеве?.. — Он раскрыл папку и принялся читать — Гусев, Мстислав Михайлович, родился в 1885 году, отец — инженер, до революции работал на Гарт…
— Хватит об отце. Я спрашиваю о Гусеве.
Быстрыми испуганными глазками Щетинин пробежал анкету.
— В революционном движении не участвовал… в белой армии не служил… в оппозициях не участвовал…
Он поднял голову и обрадованно, точно ему удалось наконец докопаться до самой сути, сказал:
— Вроде ничего. Все правильно. Под судом и следствием не был, наград не имеет, женат, жена — Вера Павл…
— Обождите, товарищ Щетинин, — остановил его Коломиец. — Вы мне анкету читаете, а я вас спрашиваю: какого вы мнения о Гусеве. Вы же знаете его не первый год.
— Конечно. Я всех знаю, я здесь с тысяча девятьсот шестнадцатого года. Все помню, всех знаю…
Коломиец подбодрил его взглядом.
— Поэтому я и обратился к вам. Я хотел бы знать ваше личное мнение о Гусеве.
Щетинин понимающе закивал головой.
— Старый спец. Отец — инженер… До революции служил на Гартмановском заводе…
Коломийцу хотелось выругаться, но он сказал спокойно:
— Благодарю вас за сведения. Все ясно.
— Очень рад, — отчеканил Щетинин и аккуратно начал складывать бумажки в папку. — Хороший человек! — сказал он задумчиво.
— Вы о ком?
— О ком же… О Гусеве.
Коломиец насторожился.
— А вы откуда знаете? — спросил он с издевкой.
— Как же? Третий год вместе рыбу удим… Рыболов он, и я тоже.
— Вы часто с ним встречаетесь?
— Каждый выходной день почти. С четырех утра как засядем — и до самого вечера. Душевный человек.
— А политические взгляды?.. Как он относится к советской власти?
— Наш, весь наш, — хлюпнул носом Щетинин. — Он за советскую власть грудью… Только отец у него, сами видите, не пролетарский…
— Ясно. Можете идти.
После разговора со Щетининым не хотелось верить Гусеву, но Коломиец подумал: «Если даже такой придира, как Щетинин, говорит, что это хороший человек, значит колебаться нечего».
Тем более, что Гусев оказался очень полезным человеком. Технический отдел нельзя было обвинить в консерватизме, хотя именно этого опасались после назначения Гусева. Мстислав Михайлович горячо поддерживал все новое, в последнее время активно включился в общественную работу. Коломиец заметил, что это — человек, умеющий постоять за себя и за свой завод.
— Простите за легкомысленное сравнение, — сказал однажды Гусев, — но, так же как в торговле, так и всюду, важно не только изготовить хороший товар, но и суметь преподнести его покупателю, показать товар лицом. Мы иногда переоцениваем свои успехи, но нередко и принижаем себя.
Последнее время на завод все чаще наведывались журналисты. Их привлекала история с цыганом Михо, да и завод хорошо работал.
И все чаще Коломиец стал направлять приезжающих журналистов к Гусеву.
— Я охотно занялся бы с вами, — говорил он, — но очень занят. Прошу вас обратиться к товарищу Гусеву, начальнику технического отдела, он даст вам все необходимые сведения.
И Гусев действительно вполне удовлетворял любопытство любого журналиста. Он водил приезжего по заводу, знакомил его с процессами производства, со стахановцами. Не ожидая расспросов, сам рассказывал о трудностях, возникавших в работе завода, и о том, как они преодолевались, умел к месту, неназойливо вставить фамилию директора и секретаря парткома завода, причем как раз в такой связи, что эти строки обязательно попадали в статью.
Однажды Гусев сказал Коломийцу:
— А почему мы должны ждать, пока о заводе кто-то напишет? Не грех и самим иногда напомнить о своем заводе в газете.
— О чем же писать?
— Хотя бы о качестве. У нас в последнее время сделано немало. Я как-то, сидя вечером, попробовал даже тезисы статьи набросать. Может быть, посмотрите?
— С удовольствием.