Просмотрев записи Гусева, Коломиец с восхищением сказал:
— Какие же это тезисы? Это самая настоящая статья. Да еще какая!
— Вы думаете?
— Безусловно.
— Может быть, надо что-нибудь добавить?
— Мне кажется, что все сказано и все на месте. Можно подписывать и отправлять.
— Тогда подпишите, Федор Кузьмич.
Коломиец удивился.
— Почему я буду подписывать? Это же ваша статья.
— Вы преувеличиваете, Федор Кузьмич. Я всего только несколько перефразировал применительно к требованиям газеты ваш доклад на хозяйственном активе. Так что автор, безусловно, вы, а я, так сказать, не больше, как литературный обработчик…
— Что вы, в самом деле, Мстислав Михайлович, — возмущенно перебил его Коломиец. — Не буду я подписывать чужую статью. За кого вы меня принимаете?
— Прошу прощения, Федор Кузьмич, — обидчиво возразил Гусев. — Я не собирался вас обижать… Я мог бы и сам подписать эту статью, но мне кажется, что более веско для завода, чтобы вы подписали… И для редакции, прямо говоря, подпись директора представляет больший интерес, чем моя… А нам, в конце концов, важно, чтобы поместили статью… Для завода важно. А мы уж между собою помиримся.
Коломиец уступил Гусеву.
Спустя две недели Гусев предложил новую тему для статьи. Они сели рядом за столом, Коломиец высказывал свои мысли, а Гусев писал, с журналистской быстротой и четкостью формулируя мысли.
В разгар работы над статьей Коломийца вызвали в горком партии.
— Придется отложить, — сказал с сожалением Коломиец. — Завтра закончим… Нет, завтра не выйдет, целый день на бюро.
— Если разрешите, я сам закончу, продиктую машинистке и оставлю на столе. Вы утром просмотрите статью и подпишете, а я отправлю.
Статья получилась хорошей, ее напечатали в областной газете почти без переделок и сокращений.
— Вы как настоящий журналист! — сказал с восхищением Коломиец. — Я даже не пойму, как это у вас получается.
— Вы преувеличиваете, Федор Кузьмич. Дело очень простое: я внимательно читаю газеты, и мне поэтому удается попасть в тон… И, откровенно говоря, мне довелось непродолжительное время заниматься журналистикой. В годы гражданской войны…
— Мне неловко, что я вас загружаю этим делом… И что я подписываю ваши статьи.
— Оставьте, Федор Кузьмич. Я не буду говорить о том, что рад оказать личную услугу вам. Надеюсь, гораздо важнее и для меня, и для вас, и для всех нас — высоко держать честь нашего завода. Если этому могут помочь наши статьи, — какая разница, кто их подписывает.
— Может быть, вы и правы, — колебался Коломиец, — но все-таки неудобно.
— Прошу вас даже не думать об этом. Поверьте, я достаточно пожил, чтобы не гнаться за славой и понимать, что интересы завода выше личных интересов — ваших или моих.
Когда прибыл гонорар за статью, Коломиец пригласил к себе Гусева и хотел отдать ему полученные двести пятьдесят рублей. Гусев категорически отказался взять деньги.
— Вы обижаете меня, Федор Кузьмич. Я достаточно много зарабатываю.
— Я, слава богу, тоже не нуждаюсь.
Спорили долго, наконец Гусев предложил:
— Будем считать деньги ничейными. Купим два подарка для наших жен.
— Согласен.
— Надеюсь, вас не обидит, Федор Кузьмич, если я оговорю одно условие.
— Прошу вас.
— Подарок вашей жене вручаю я, подарок моей жене — вы… При случае, конечно. Я не заставлю вас отрываться от дел ради такого пустяка.
— Нет, почему же, это даже интересно. Я согласен.
С тех пор Гусев стал писать все статьи для газет и журналов, которые заказывались Коломийцу.
Гусев стал бывать в доме Коломийца. А Федор Кузьмич то и дело приходил с подарками к Вере Павловне.
Здесь он встретился с Шурочкой.
Второго мая Вера Павловна позвонила Коломийцу домой. Домработница ответила, что он в заводоуправлении. В выходной день секретарша не работала, и Коломиец сам откликнулся на телефонный звонок.
— Здравствуйте, Федор Кузьмич, — услышал он голос Веры Павловны. — Вы свободны? — И торопливо, чтобы предупредить отрицательный ответ, она промолвила: — Сегодня ж воскресенье, праздник. Неужели и праздник надо жертвовать делам?
— Нет, зачем же? — вежливо проговорил Коломиец. «Она чересчур назойлива», — подумал он.
На другом конце телефонного провода почувствовали холодок, как инеем покрывший вежливый ответ Коломийца. Вера Павловна заговорила совсем другим тоном, уже не заискивающим, а доверенным, твердым тоном сообщника:
— Приходите, Федор Кузьмич. Мы одни… Да, да, во множественном числе. Я и дама, которая вас давно интересует.