V
- Эй, Скриб! И что тебя с утра пораньше несет-то! - раздавался во дворе голос старой кухарки. - Поел бы сперва. Хлеб с сыром да мед давно для тебя готовы. - Тебе еще Их Светлостям обед готовить, ступай, - смеясь, отвечал Скриб, замахиваясь топором над колодой с поленом. Кухарка прищелкнула языком и, полюбовавшись несколько минут на воспитанника Его Светлости, только улыбнулась - что с него взять-то, с чудака? И пошла на свою кухню, не беспокоясь теперь о том, чтобы дров было довольно. Меж тем чудак, разрубив полено, перевернул половинку его и снова ударил по ней топором. В это морозное утро в самом начале марта рубка дров была лучшим, что отвлекало его от глупых мыслей, роившихся в голове и не дававших покоя. Утро в Жуайезе мало отличалось от утра в Брабанте. Разве что работники многочисленнее, да занятий у них поболее. После завтрака, к которому герцог не явился, Катрин вышла прогуляться и осмотреть замок и сад, увиденный ею из окон спальни. Среди прочих слуг, занятых чем-то во дворе то тут, то там, она заметила и Сержа Скриба. Это имя она запомнила хорошо. Он стоял без плаща, в простом черном котте, с закатанными до локтей рукавами и просто рубил дрова. То наклоняясь над колодой, то выпрямляя спину, занося топор над головой. Голова его была непокрыта. Катрин не могла отвести глаз от него, сдерживая неожиданную дрожь в кончиках пальцев: словно она касается его тела, и чувствует под его прохладной от морозного воздуха кожей разгоряченные работой мускулы. Вздохнув, герцогиня заставила себя отвернуться и продолжить прогулку. «Он всего лишь слуга, выполняющий любую работу в замке, - твердила она себе. - И то, что ему позволяют петь при дворе - лишь милость герцога, за которую он должен быть благодарен». Но сделав несколько шагов, она обернулась, снова бросила взгляд на Сержа и быстрыми, уверенными шагами скрылась среди деревьев. Проводив взглядом мелькнувшую в саду фигуру герцогини, брат Паулюс сонно усмехнулся. Пир накануне удался на славу, и монах только с рассветом завалился спать на какой-то лавке. С утра его разбудила жуайезская кухарка, накормив вкусным свежим хлебом и поставив бочонок местного вина. Тоже очень неплохого. Паулюс задумчиво почесал затылок, тронул пятками своего ослика и медленно двинулся в сторону замковых ворот, напевая песенку Скриба. Тот обернулся, услышав голос своего приятеля, да еще и ужасно перевравшего мотив, и, оставив топор на колоде, поспешил к другу. - Тебе впору самому канцоны писать! - крикнул он на ходу. - Что за дивная мелодия! - Нет, друг! Если я начну сочинительствовать, твоя слава померкнет! - усмехнулся монах. - Так что я лучше буду выращивать свой виноград и почитывать иногда молитвы. - Ты главное с молитвами не переусердствуй. А то станешь как брат Ансельм. С кем мне дружить прикажешь? - Я, Скриб, никогда не променяю нашу дружбу с тобой на молитвы. Но и ты, смотри, не переусердствуй в написании хвалебных песен. А то некогда тебе станет в харчевню заглядывать. Паулюс хлопнул широкой ладонью друга по плечу и подмигнул: - Старуха-то оказалась не такой уж старухой. И вовсе не косой. Худовата, правда. Но если ваша кухарка хоть чуточку похожа на нашу Барбару - она ее быстро откормит. Будет герцогу за что ухватиться. Теперь можешь смело воспевать ее красоту, никто не посмеет назвать тебя лицемером. А потом станешь оды в честь появления наследников писать. По одному в год. Святой брат хохотал на весь двор. Серж молча ждал, пока смех монаха прервется, а потом сказал: - Не так уж приглянулись ее кости герцогу. С утра опять Его Светлость наведывался к Клодетт. И что за охота взяла его жениться? - Значит, точно откармливать станет... - святой брат махнул рукой. - Тебе-то какая разница, болота там или порода. Знай, сочиняй да пой свои канцоны, лишь бы Их Светлости были довольны. - Слышал ты, какую чушь вчера петь пришлось? - хмуро спросил Серж. - И каким чудом про небесные глаза не вставил, сам не знаю. И самое худшее - ей эта глупость понравилась, Паулюс! Святой брат от удивления хрюкнул. - С чего это худшее? Радоваться должен - угодил хозяйке. А коль вкус у нее не взыскательный, так и тебе легче будет усладить ее слух. - К черту легче! - сердито отозвался трубадур. - Драгоценность от подделки отличить не может! - Эх, Скриб! Все у тебя сложно. Тебе бы больше понравилось, если бы она разбиралась в поэзии и прямо посреди двора, перед всеми гостями возмутилась? Или, того хуже, попросила бы герцога наказать тебя? - монах пожал плечами. Серж в замешательстве замолчал. Справедливости ради, он не знал, что отвечать другу-монаху. Определенно ему бы больше понравилось, если бы накануне ее не венчали с герцогом. Отчего-то то, что после первой же брачной ночи обожаемый покровитель оставил супругу в одиночестве, отправившись к Клодетт, то заставляло его усмехаться, то вызывало раздражение. Впервые в жизни он был зол на своего благодетеля. И все это сплелось в такой странный клубок в его голове, что он и не смог бы ответить самому себе, каковы причины его нелепого состояния. В конце концов, он поднял глаза на брата Паулюса и тихо сказал: - Ты же знаешь, что герцог меня не накажет. Самое страшное, что мне грозит, - если он укажет на дверь. Но этого я не боюсь. - Ты никогда ничего не боялся... - проворчал святой брат и почесал своего ослика за ухом. - Пора мне, друг Скриб! Разбирайся со своими Жуайезами, да меня не забывай. Я буду в «Трех кабанах» как обычно. - Ну, прощай, друг мой