Катрин спокойно смотрела на герцога, пока он говорил. Что ж, не так все и плохо. Его Светлость получит сыновей, она – некоторую свободу. И ей лучше не предаваться глупым мечтам, а молиться о том, чтобы сказать герцогу, что в скором времени Жуайез получит наследника. Тогда она наверняка не увидит его несколько месяцев. До того времени, когда он придет за следующим сыном.
- Вы останетесь довольны, мессир, - сказала, наконец, Катрин.
Герцог, в самом деле, любил объезжать норовистых кобылок. Эту теперь он считал объезженной. Он снял с пальца драгоценный перстень с гербом рода своей матери и протянул его герцогине.
- Возьми. Как напоминание о нашем уговоре.
Взяв перстень, Катрин повертела его в руках и крепко сжала в ладони. Острый край больно врезался в кожу.
- Вам пора, мессир, вы опоздаете.
Его Светлость коротко кивнул и покинул покои Ее Светлости.
Двумя часами позднее сквозь шум, издаваемый прибывшими на июльский турнир зрителями, да лязг железа, прорвались истошные вопли. И еще через четверть часа Ее Светлости принесли весть о том, что герцог де Жуайез упал с лошади и сломал себе шею. В последний свой час он просил привести к нему Клодетт. Но об этом герцогине никто не осмелился рассказать.
«Все-таки Жуайез – замок, достойный и короля!» – думал брат Паулюс, почесывая затылок и разглядывая богатое убранство одного из залов, где теперь сидел он вместе со Скрибом за столом, на котором стояли вино и закуски.
Монах прибыл сюда несколько дней назад для совершения похоронной мессы по герцогу Роберу де Жуайезу, погибшему как то и положено славному рыцарю на турнире, коль не имелось подходящей войны. И задержался по просьбе герцогини, пожелавшей исповедаться.
- Так значит, у тебя теперь хозяйка? – весело подмигнул Паулюс, отправляя в рот большой кусок козьего сыра, которым славился Жуайез далеко за пределами королевства.
Трубадур вздрогнул и рассеянно посмотрел на друга. Эти несколько дней для него прошли, будто во сне. Он не верил. Все еще не верил в гибель своего покровителя, хотя и видел ее собственными глазами. На июльский турнир по обыкновению собиралась едва ли не половина королевства – во всяком случае, те, кто поддерживали герцога в его притязаниях на трон Фореблё. Не было среди них, правда, сторонников короля Мишеля… Ну что ж, зато теперь на одного претендента меньше, и в Трезмоне будет меньше причин для распрей.
Удивительно… Но только накануне ночью, перед турниром, он прощался с привычной жизнью в Жуайезе, которую он любил – да, любил. И герцога, отныне возложившего на него миссию, которой он не хотел, он любил тоже. И мучился мыслью о том, что именно герцога он намерен предать, отправившись к королю Трезмонскому. Однако самым ужасным, что ему предстояло, представлялась разлука с герцогиней… Но разве может эта разлука быть настоящей, если ничего их не связывало… Кроме его любви и его канцон. До самого рассвета болтался он у ее башни, будто… черт его знает… словно надеялся, что она выглянет в окно и увидит его. Словно это что-то могло изменить. Он и пел ей в этой надежде – только бы она знала, что он здесь, рядом, в последний раз. Потому что едва ли им еще доведется свидеться.
А потом было утро. Турнир. Смерть герцога. Похороны. И отъезд графа дю Марто, которому его попросту не успели представить.
- Хозяйка, - тихо ответил трубадур. – Да, хозяйка, друг мой. У меня всегда хозяева. Родители, брат Ансельм, герцог Робер… а теперь герцогиня Катрин.
- А ты, по своему обыкновению, все усложняешь. По-моему, не самый плохой исход, - усмехнулся Паулюс, наполнив кружку вином. Сделал большой глоток и подмигнул: - А как обстоят дела с наследником?
Серж отодвинул свою чашу и еще тише сказал:
- А я почем знаю? Герцог мне ничего не говорил. Предлагаешь у нее спросить?
Монах рассмеялся.
- Да можно и не спрашивать. Скоро и так все станет понятно. Вот интересно, что дальше-то будет… - протянул монах, почесав затылок.
Откровенно говоря, Скрибу было совершенно безразлично, что дальше. Куда больше беспокоило то, что с того часа, как герцог отдал Богу душу, герцогиня совсем перестала выходить из своей опочивальни. Только на похороны пришла, как то и положено скорбящей супруге. Но и тогда он не видал ее – она спрятала лицо свое под вуалью. И Серж, маячивший целыми днями либо у ее спальни, либо под окнами ее башни, мог думать только о том, насколько велико ее горе, как сильно она скорбит о муже. И душа его сжималась при мысли о том, что ее ледяное сердце способно на чувство.
- Дальше? – отозвался Серж. – И без того ясно… Коли она понесла, то станет растить наследника на радость жуайезцев. Коли нет – выйдет замуж снова. Кажется, так обыкновенно делают благородные вдовы. А Жуайез – богатое приданое.
- И что собираешься делать ты?
«Вытащить ее из этой проклятой башни!»
- Жить, как жил, - напустив на себя беззаботный вид, ответил Серж. – Жизнь моя довольно весела, с чего бы мне стремиться к переменам?
- Но перемены могут случиться здесь, - без улыбки сказал святой брат. – Даже наверняка случатся.
- Ну не угробит же она своим управлением Жуайез! – отмахнулся Серж. – Она не глупа.
- Еще недавно, ты, кажется, думал иначе, - с любопытством взглянул на друга Паулюс и отхлебнул вина.
- Я не знал ее в ту пору. Да и месье Бертран поможет. Его Светлость тоже не особенно заботился о хозяйстве. В последние месяцы только увлекся добычей торфа. А так месье Бертран всегда всем заправлял.
- Одно дело – герцог, а другое – его вдова, которая здесь совсем недавно.
Серж пожал плечами. Конечно, Паулюс был прав. Самой большой мечтой монаха были виноградники вокруг Трезмонского замка в Фенелле да вино, которое он станет из него изготавливать. Его не научили мечтать о большем. Но именно потому он часто оказывался прав.
- У герцога ближайшая родня – Ее Светлость да я с любезным старшим братцем, которому, между нами говоря, на все, кроме вина да девок, плевать. И еще граф Салет, но он, как всегда, в походах. Я помогу ей тоже, чем смогу. Уж запугать Бертрана, чтобы он слушался ее, я как-нибудь сумею.
Паулюс ничего не ответил. Снова выпил, довольно крякнул и почесал затылок. Никогда не замечал он раньше за своим другом тяги к хозяйствованию. Спеть веселую песню, погулять в харчевне, отправиться за музой – к этому трубадур был готов всегда.