– Ни Кавказа, ни Средней Азии – вообще никого в происшествиях, – Башлачев опять заелозил воображаемыми бумажками по столу. – Все тихо, все глухо, прямо совсем тоска.
– Но кто-то же их убивает. Кто-то же убивает! – губернатор сердился, хотя и не забывал, что на федеральных силовиков сердиться он права не имеет, они ему не подчиненные и даже не друзья. Башлачев – тот вообще убийца губернаторов, опасный человек.
– Думаю, надо работать, – Сорока почувствовал, что разговор заходит в тупик, и с этим нужно что-то делать. – Я думаю, если мы дней через несколько встретимся, хотя бы у одного из нас новости будут. А пока не нервничаем, работаем.
И зачем-то добавил:
– Все там будем.
36
Новый убитый милиционер – он сидел за столом в дежурной части ОВД Московского района, а голова его лежала рядом на полу, сохраняя в выражении лица то исключительное удивление, которое может вызвать удар то ли сабли, то ли еще какого-то клинка строго поперек шеи в, как засвидетельствовала судмедэкспертиза, четыре часа утра. Капитан Гаврилов, так его звали, и на столе у Башлачева уже лежало его личное дело – родился в Караганде, сюда переехал с родителями в девяносто четвертом году, закончил школу милиции, одна командировка в Чечню, два взыскания по мелочам, две благодарности – вообще ничего особенного, обычный человек в обычных милицейских погонах. Кто его, за что его? Башлачев ходил по кабинету, наклонялся к своему компьютеру, в котором во весь монитор сияла отрубленная голова с оперативной фотографии. Черт знает что, нельзя так.
Снова посмотрел на фотографию – обычная физиономия мента, у Башлачева в подчинении таких сотни, они совершенно одинаковые, и когда кто-то ему представляется, он по старой привычке запоминает фамилию, и когда перед сном они мелькают у него в голове, – Иванов, Петров, Сидоров, Смирнов, Кузнецов, – он матерится, стараясь их забыть, потому что они не нужны ему, эти имена. Вот Гаврилов, человек без головы – чего хотел, зачем жил? Ничего и низачем, и прожил бы так до конца, но теперь он, Гаврилов – новая головная боль Башлачева, потому что его прислали сюда, чтобы милиционеров больше никто не убивал, а у него ничего не получается, вообще ничего. Закрыл фотографию, под ней была фотография обезглавленного тела – ну что за говно происходит-то, Господи.
37
Улица Олега Кошевого, самый край того же Московского района, девятиэтажный дом, седьмой этаж, двухкомнатная квартира окнами на новый супермаркет, и единственный жилец квартиры, майор Помазкин из районного ОВД. У Помазкина вчера был день рождения, праздновали в «Господах офицерах», потом в «Талькове», потом еще в каком-то караоке, потом он не помнит места, но помнит, что рядом была Оксана из областного управления, и он ее звал к себе, а что ответила она – Помазкин попытался встать, все еще надеясь, что, вставая, обнаружит рядом с собой под одеялом Оксану, но Оксаны не было, зато одеяло было выпачкано чем-то бурым («Обосрался», – расстроился майор), и под одеялом лежало нечто, что было меньше женщины, но больше белочки, и майор потер глаза, которые в это утро особенно неохотно фокусировались на вещах и предметах.
Полуметровый латиноамериканский клинок для уборки сахарного тростника, бананов или просто для прокладывания дороги в джунглях, мачете, вчерашний подарок сослуживцев, врученный ему еще в самом начале, на стадии тостов, когда на столе в «Господах офицерах» еще были запотевшие графинчики, а не теплые бутылки, и когда никто не пел песен и не лез драться, а шутки были не столько смешные, сколько натужные, и галстук висел еще на шее, и, выходя в туалет, Помазкин еще только подмигивал своему отражению в зеркале – ну что, мол, сейчас нажремся?
Он фотографировался с подарком, он помнит. Он пытался срубить им пробку с винной бутылки, но сумел только разбить бутылку, все смеялись. Он размахивал подарком в караоке, когда пел «Потому что нельзя быть на свете красивой такой», и на него смотрела Оксана из областного управления. Дальше он не помнит, и, если предположить, что, приглашая Оксану к себе домой, он использовал подарок в качестве аргумента, то не Оксанина ли кровь на этом клинке и на одеяле? Что это кровь, а не кал, он уже понял и старался понять, насколько это может быть серьезно. По всему выходило, что очень.
38
У Химича в его романе теперь был такой сюжетный поворот, что Россия пошла на ментов войной. Воевали тяжело, под новый год штурмовали главную ментовскую крепость, и штурм провалился, захлебнулся, много русских погибло, но страна большая – подтянули еще срочников, собрали резервы отовсюду, почти дожали. Но менты коварны, они захватили больницу где-то в России – тысяча заложников, страшно. Российский премьер звонил главному менту и со слезами умолял не убивать. Сторговались на прекращении войны, заложников отпустили, установился мир лет, может быть, на пять.