40
Башлачев, конечно, хотел его сам допросить, но не получилось, потому что позвонили из Москвы – министр! Злой. Сразу начал с того, что не справляетесь. Отставка? Ну нет, какая отставка, отставка это слишком просто. Приедет следственная группа из Москвы, во всем разберется и самого Башлачева оценит.
– Из министерства группа? – обреченно спросил Башлачев. Это же он сам всегда был такой группой, Башлачев, убийца губернаторов, а теперь вон едет убийца Башлачева.
– Не из министерства, – министр вдруг перестал быть злым и грозным, как будто сам боится. – Просто группа. Встретитесь, разберетесь. И еще я вас попрошу мне об их работе докладывать, ладно? Мне важно.
Тут уж Башлачев вообще перестал все понимать, и уже стало не до Помазкина, просто забыл о нем. Оделся, пошел домой спать, утром встречать московскую группу, черт бы ее побрал.
И утром все встретились в аэропорту – он, Сорока и губернатор, все злые, все невыспавшиеся, и никто ничего толком не знает, просто – чартер из Москвы, а кто в чартере, что за чартер, черт его знает.
Прилетел маленький «Гольфстрим», долго выруливал к стоянке, и трое встречающих, выстроившись на поле, какие бы злые ни были, посмеивались, ничего друг другу не говоря, потому что хоть что вспомни – хоть три тополя на Плющихе, хоть трех богатырей, хоть трех идиотов из фильмов Гайдая, по всему выходила очень смешная композиция, тем более смешная, что никто не знал, кого они встречают – вот сейчас откроется дверь, и из самолета выйдет Путин, то-то будет весело.
Дверь открылась, и лица троих встречающих одинаково вытянулись – не Путин, конечно, но и не безымянный следователь, почти знаменитость, если считать знаменитостями героев газетных статей об аппаратных тайнах Кремля. Иванов, или, как по-чеховски называли его политические инсайдеры, Иванов-седьмой, потому что в Кремле было много Ивановых. Он, хоть и не играл первых ролей, с самого начала считался крайне влиятельным деятелем, о нем вспоминали всегда, когда речь заходила о какой-нибудь захватывающей интриге хоть в политике, хоть в бизнесе, и среди министров и руководителей крупных компаний было немало тех, о ком шепотом говорили – человек Иванова.
Невысокий, возрастом под шестьдесят, о нем известно было, что закончил, как положено, юрфак Ленинградского университета, в восьмидесятые работал на каком-то важном заводе – юристом, а понятно ведь, какие на этих заводах юристы. Дальше занимался каким-то бизнесом, и по этому поводу было тоже много всяких слухов, в которых звучало и «чечены», и «тамбовские», но с двухтысячного года – тут уже без слухов, Иванов он и есть Иванов, большой человек.
И этот большой человек тряс теперь руки встречающим – ах здравствуйте, ах здравствуйте, да чего же это вы здесь выстроились, у нас же все по-простому, ну что же вы в самом деле.
Сел в машину к Сороке, поехали в город. Губернатор предлагал обедать, времени было девять утра, но никто не возражал – обедать так обедать.
41
После обеда Иванов уехал уже с губернатором, а Башлачев с Сорокой решили пройтись пешком – обоим было не по себе, обоим не хотелось одиночества. Шли куда-то переулками, молчали, Башлачев не выдержал первый:
– Что происходит-то?
– Не понимаю, – равнодушно ответил Сорока. – Не понимаю.
Впечатления разговор с Ивановым не произвел на них обоих вообще никакого. Разгромов гость никому не учинял и не ругался, даже когда сообщил, что «прибыл с полномочиями» нарочно уточнил, что «вплоть до войсковой операции», чтобы никто не подумал, что полномочия – это обязательно отставки. Это была хорошая новость, но больше новостей не было вообще. Расследованием Иванов не интересовался в принципе, спросил только, сколько задержанных и что за люди – Башлачев доложил, что пока только двое, между собой, скорее всего, не связаны, экстремист Щукин и безработный Помазкин, недавно уволенный из милиции за пьянство. Иванов спросил, объявляла ли о пьянстве пресс-служба. Когда узнал, что не успели, обрадовался и попросил вообще о задержании Помазкина ничего нигде не говорить, надо эту новость попридержать. Еще была просьба, которая вообще сбивала с толку – Иванов велел запретить Помазкину бриться. При чем тут бритье? А вы не спрашивайте, вы исполняйте, и дальше беседа стала совсем светская – чем живет регион, какие планы на будущее, какие тревоги. Как будто не знает, какие тут тревоги, кремлевский черт.
– Знаешь, – сказал Башлачев, когда они уже дошагали до высоких дубовых дверей областного УФСБ. – Я почему-то думаю, что нам пиздец.