Герой убирать ничего не стал. Не интересовал его губернатор. Зайдет пусть видит как есть.
- Не к добру это, - заволновался культуракадемик. - Будут суетиться вокруг губернатора, плохо прооперируют. Эффект начальства, называется. При начальстве все ломается.
- Эффект начальства - на испытаниях, когда министр на полигоне, и ему демонстрируют изделие, - Герой блеснул своим опытом физика-экспериментатора. А тут губернатора не пустят в операционную.
- Все равно, думать будут. Вот увидите. Вас кто оперирует?
- Профессор. Я даже не знаю, как его зовут. Видел один раз в первый день. Ну - это дело чистой техники: подойдет и вырежет. Операция - не повод для знакомства.
- Вот видите, вас почему-то профессор, а меня - нет.
- Ну, все-таки у меня большая операция, - со скромной гордостью напомнил Герой. - Меня потом в реанимацию повезут.
- Ваша - большая, а моя зато тонкая. Там, ребята говорят, надо точно вычистить, слой снять: и много - плохо, и мало - плохо. Рука должна быть как у пианиста. Зато вашего профессора скорей вызовут к губернатору, чем моего простого врача! - неожиданно закончил культуракадемик.
Тут и увезли трепещущего соседа. Хотя он вполне мог бы дойти в операционную своим ходом, здесь, видимо, такой ритуал. Герой понял, что уж его-то на большую операцию тем более отвезут со всей торжественностью.
Вызов ему задерживался. Герой лежал, слушал музыку через плейер. Крошечный наушник не подходил по размеру и приходилось придерживать его рукой. Очень кстати попалась соната Шопена с похоронным маршем. Герой с удовольствием дослушал до конца. Некролога он не удостоится, если что. Можно даже в рифму, почти по Горькому: "Некролог о нем не напишут, и певчие не отпоют!" Ну, последнее - по его собственному нежеланию. Хотя - с Любки станется: воспользуется его бессловесностью и выдаст попам. Впрочем, к нему это уже не будет иметь отношения. Зато, если не проснуться от наркоза, появится шанс, что вскоре кто-то следующий и более удачливый станет ощущать свое "Я". На Земле надо быть великим ученым, великим чемпионом или великим богачом! Иначе неинтересно. Забавно, что в этот набор Герой забыл включить великого владыку. Совершенно искренне забыл, а когда вспомнил, оценил свою приверженность к демократии: владычество, стало быть, его не прельщает. Великий гонщик, такой, как Айртон Сенна, куда выше в его глазах, чем какой-нибудь де Голль, не говоря о властителях рангом мельче.
Герой так увлекся мечтами, что даже раздосадован был, когда за ним приехали. Соня в сопровождении санитарки подогнала экипаж - каталку с подъемником.
- Раздевайтесь, Братеев, заворачивайтесь в чистую простыню. И давайте ваши бинты.
- Какие бинты?
- А вы не купили бинты? Вам не сказал ваш доктор купить эластические?
- Нет.
Соня ушла. Вернулась она успокоенная:
- Ладно, поехали так. Вы обойдетесь, молодой еще.
- А зачем вообще бинты? Да еще эластические?
- Ноги бинтовать, чтобы тромбоза не было. Ну это против стариков больше, у них тромбозы бывают. Наверное, потому и забыл доктор.
Хорошо Соня оговорилась: "против стариков".
Герой взгромоздился на каталку, и процессия тронулась. Коридором, потом в центральный холл, куда прибывают все лифты. Грузового лифта пришлось ждать долго, а из пассажирских выходили люди - спешащие, в городской одежде - и тут же он на каталке, голый под чистой простыней. Интересное смешение стилей.
Но наконец они приехали в стерильное царство операционной. Его перегрузили на другую каталку - местную, в дверях этот новый транспорт перехватили операционные сестры, а Соню с санитаркой в святилище даже не впустили.
Незнакомая сестра поставила над Героем капельницу, вколола систему в вену.
- Ну чего, некоторые капли считают. А вы как?
- Да все равно.
- Ну и хорошо.
Герой лежал в полудреме и полумраке, ждал, когда же ввезут в самую операционную. Он слышал, что там новейшее немецкое оборудование, и что особенно диковинно - стальные стены. Как в космическом корабле. Интересно было взглянуть.
Но никто не шел за ним. Забыли, что ли?
Герой ждал терпеливо, но наконец ему надоело. Он воззвал в пространство:
- Сестра? Вы слышите?
- Ну что, больной?
- Что они все - встречать губернатора пошли?
- Почему встречать? Зачем?
- Ну почему не везут на операцию?
- Да вы что, больной! Вас давно прооперировали. Вы в реанимации. Уже десять вечера.
Так и не увидел, значит, стальных стен. Но это не имело значения.
Хорошо лежалось. Никаких желаний не испытывал он. Ни возвышенных, ни низменных. Не хотелось ни гением стать, ни помочиться. Думать тоже ни о чем не хотелось: ни о бессмертии, ни о любви, ни о диссертации. И боли никакой не было. Наверное, именно о таком состоянии мечтал в свое время Лермонтов: "Но не тем холодным сном могилы/ Я б желал забыться и заснуть, /Чтоб в груди дремали жизни силы, /Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь". Вздымалась, по-видимому, хотя так тихо, что и не чувствовалось. Нирвана. Немножко от слова "ванна".
15
К утру нирвана немного рассеялась. Стали доходить до сознания звуки. И мысли появились - о том, что здесь, в реанимации, гораздо лучше и красивее, чем в палате. Стены хоть не стальные, но сплошь кафельные - не то что в палате, где старая неровная штукатурка. Лежать бы здесь до самой выписки.
Подошла сестра, заглянула под ложе Героя.
- Ого, литр нацедили. Работает, значит, запасная почка. Всё, можно катетер вынимать.
Вот почему он не испытывал желаний: моча вытекала, не задерживаясь.
Катетер был извлечен - и нирвана улетучилась совсем. А жаль.
Тем не менее возвращение в палату случилось достаточно триумфальным. Его уже ждали и Джулия, и Любка.
- Ты выглядишь отлично, - сообщила Джулия. - Будто с курорта, а не из реанимации.
- А в реанимации как раз хорошо. Похоже на курорт. И должен же я от операции поздороветь - иначе не стоило и суетиться.
- Поздоровеешь! - отозвался с соседней койки культуракадемик. - Боли адские. И эта только портит.
Бедный сосед лежал в самом жалком положении. Над ним была установлена конструкция, немного смахивающая на виселицу, на которой болталась банка с желтым раствором. Трубки вели куда-то в район паха оперированного. Рядом суетилась маленькая сутулая женщина, "эта, которая портит", видимо жена, которую и изводил придирчивый пациент.
Жена терпела и не огрызалась:
- Ничего, Левушка, сейчас все сделаем.
- Видишь, не идет! Тебе хорошо смотреть, а мне на стенку лезть. Не умеешь, позови сестру.
- Сейчас все пойдет.
- Позови сестру, говорю! Только портишь, как всегда.
- Да сейчас я сделаю!
- Позови, говорю!!
Любка потянулась к звонку над головой Героя:
- Давайте, я.
- Не вмешивайся, - тихо приказал Герой.
Бедная жена еще попыталась исправить систему, но наконец сдалась.
Сквозь дверь было слышно, как на посту загудела сирена - вроде той, что сигнализирует о покушении на угон авто.
Ответа долго не было.
- Шляется, - констатировал сосед.
- Ну, Левушка, ее могли в другую палату позвать. Тоже больные там.
- А мне больно!
"Что такое?" - послышалось наконец из динамика.
- Да вот раствор не проходит.
Пришла Надя, самая сердечная здесь сестра.
- Чего вы так долго? Больно же!
Надя не стала ни оправдываться, ни заявлять: "Вас тут много!" Она деловито занялась трубкой.
- Видите, тут нажать - и пойдет. Уже пошло. Легче стало?
- Да. А то так больно было!
Герой и раньше не был в восторге от тщеславного культуракадемика, теперь же стал презирать его окончательно. Больно - так и молчи! Это твое чисто внутреннее дело.
Встать бы и выйти в коридор, чтобы поговорить спокойно с Джулией и Любкой, но встать-то он пока и не мог.
- Тебе-то как - сильно больно? - поинтересовалась Любка.
Жаловаться Герой не собирался - тем более на фоне жалкого соседа.