Собственно, Герой мало в этом сомневался. Поэтому остался совершенно спокоен. Спокойно приехал сюда - так же спокойно и уезжал. Рекомендовалось ему в конце эпикриза наблюдение онкоуролога. Ну что ж, пусть наблюдает. Герой насмотрелся здесь в больнице и решил, что профессиональным больным он не станет ни в коем случае: жизнь если все-таки и хороша в чем-то, то вне этих стен. И при сохранении достаточных телесных возможностей. Травиться химиотерапией - слышал он, что применяется такая при раке, - чтобы сделаться инвалидом, у которого вылезают волосы и заводятся язвы в желудке, он не собирался. Жить он согласен на определенных условиях - и он эти условия предъявит, если онкологи захотят от него слишком многого!
Правда, Герой слышал и о людях, притом его сверстниках, которым удаляли опухшую почку, что не мешало им потом жить долго и здорово. И он решил для себя, что почка - уединенный орган и потому не спешит рассылать метастазы в соседние регионы организма. Желудок в этом смысле куда общительнее - и потому опаснее. Возможно, это соображение тоже успокаивало.
Когда он вернулся к себе в палату, там уже сидел небольшого роста аккуратный господин с бородкой - образцовый типаж интеллигента в фильме из чеховских времен.
- Вы на мое место? - бодро спросил Герой. - Ну что ж, желаю.
- А с чем вы лежали? У вас была операция? Это очень страшно?
Ну, - махнул рукой Герой, - трудно сравнивать. Наверное, у меня была сложнее, чем у вас.
Он заподозрил в старичке аденомика.
- У меня тоже сложная, - очень серьезно сказал старичок.
- Вот, тоже академика без всякой отдельной палаты кладут, - сообщил с удовлетворением культуракадемик.
Он все еще мучился со своими трубками.
Герой подумал, что новичок принадлежит к таким же самозваным академикам, как и его сосед. И сказал покровительственно:
- Ничего, все будет хорошо.
Он принялся разгружать свою тумбочку - не зря отстоял этот символ больничного комфорта. Новичок потоптался, отошел, но скоро приступил снова:
- Мы меня простите, мне сказали, вам удаляли почку. Мне предстоит то же самое. Скажите, как это делается? Очень мучительно?
- Ну что вы. Конечно, кое-какие боли есть. Но иначе не бывает.
- А вы волновались перед операцией? Ведь наркоз.
- Простите, но это очень индивидуально. Я, по некоторым причинам, совсем не волновался, но это дело сугубо личное.
- А я волнуюсь, - простодушно вздохнул новичок. - Как так - наркоз! Почти смерть на время.
- Очень удобно, доложу я вам. Я никакой операции и не заметил: лежу, жду, а оказывается, всё давно отрезали и зашили.
- Какой вы спокойный. А я не могу.
- Ну что вы, такой умудренный человек! Вы в какой академии состоите?
Герой понадеялся пополнить свою коллекцию карнавальных академий.
- В большой. В медицинской, правда, тоже, как биохимик. В наше время всего три академии было: большая, медицинская и сельхоз. Это теперь... - он махнул старческой ручкой.
Герой удивился: настоящий академик - и в этой четырехместной палате. Правда, урология здесь славится - значит, сам он правильно сюда попал.
- В большой? А как фамилия ваша, можно узнать? Я довольно-таки ориентируюсь.
- Шуберт-Борисовский, - скромно представился старичок. - Иоанн Ипатьевич.
Герой действительно слышал о таком.
И посмотрел на настоящего академика еще более покровительственно, чем минуту назад. Как-то вдруг разом сделалось очевидно все ничтожество этих лавров. Старый немощный человек, боящийся операции, не заработавший в своей настоящей большой академии на оплату отдельной палаты.
- Ну что ж, Иоанн Ипатьевич, желаю вам. И уверен, у вас все будет хорошо. Не волнуйтесь.
- Постараюсь, - пообещал академик. - Мне бы ваше спокойствие.
Появилась Джулия.
- Ты готов? Хорошо. Надо вот сестрам отдать. Неудобно же так.
Она извлекла из сумки весьма солидную коробку конфет. Герой не считал, что неудобно, но раз принесла, значит принесла.
- Сейчас отдадим по дороге. Ну, ни пуха вам, Иоанн Ипатьевич. И вам всего лучшего, - он кивнул культуракадемику и его терпеливой жене.
Дежурила Надя - как и в день его приезда сюда.
- Всего хорошего, Наденька, - он водрузил на барьер приношение. - Спасибо вам за заботы.
- И вам спасибо. Будьте здоровы и не возвращайтесь к нам.
- Постараюсь.
- Постучи, - посоветовала Джулия и сама дотронулась до деревянного барьера.
- Да уж, стучите, плюйте, - подхватила Надя. - Здоровье не купишь.
- Ну это, пожалуй, устарело, - засмеялась Джулия, когда они отошли. - Само здоровье, может, и не купишь, а лечение - очень даже. Вон, люди в Германию оперироваться ездят. Или костный мозг пересаживать. Да и у нас за многие операции берут. И по десять тысяч, и по пятьдесят. Баксов. А неспособен - тихо умирай.
Герою послышалась в ее словах батюшкина манера: забота о всеобщем благе. Она не болеет, с нее пятьдесят тысяч долларов за операцию никто не требует так чего вздыхать в пространство?!
- С меня-то не брали ничего, нужно заметить для справедливости. Хотя большая операция с реанимацией - не грыжу удалить.
И он с удовольствием вспомнил безмятежное свое пребывание в реанимации. Жаль, слишком краткое.
- С тебя не взяли, а со многих берут.
- Слышу голос дипломированной благотворительницы.
Интересно, что об окончательном диагнозе Джулия не спрашивала. Герой заподозрил, что она поговорила с врачом и теперь старательно избегает столь драматической темы. Ну и хорошо. А то ведь не поверит, что ему все равно, станет утешать.
За руль села она.
- А у меня же мой "сабка" около поликлиники оставлен! - спохватился Герой. - Хорошо, если не раздели.
- Пусть еще постоит. Тебе же пока нельзя, с твоим швом.
- Пожалуй. Хоть там и гидроусилитель.
Он еще не мог ни чихать, ни кашлять. И вставал в несколько тактов: сначала на правый бок, потом уж усаживался. А когда рулишь, самые неожиданные мышцы напрягаются; на животе, наверное, тоже.
- Дашь ключи, я кого-нибудь из наших мальчиков пошлю, чтобы пригнали.
"БМВ" мягко шел на своих гибких рессорах, и Герой почти не ощущал многочисленных выбоин. Джулия затормозила у очередного светофора, свет дали и она вдруг чертыхнулась:
- Провалилась педаль.
- Сцепление полетело, - сразу же определил Герой. - Дальше можно только на буксире.
Сзади гудели.
- Включи аварийку, чтобы они не бесились.
Когда задние машины схлынули, Джулия вышла. Герой осторожно вылез тоже.
- Только сиди, пожалуйста. Надо хоть к тротуару оттолкнуть.
И она стала махать всем проезжавшим. Остановился старый "жигуль", прозываемый "копейкой". Вышел восточного вида водитель.
- Что за тревога, дорогая?
- Помогите откатить! - почти приказала Джулия. - И подвезите нас, если можете. Сцепление полетело.
- У таких машин тоже летят? - удивился водитель. - Говорят, "богатые тоже плачут", а я скажу: "мерседесы тоже ломаются". Откачу, подвезу. Такие люди на дороге!
- У нас "БМВ", а не "мерс", - ревниво поправила Джулия.
- Вижу, уважаемая. Но всякая дорогая машина - немножко "мерседес". Все равно как всякий советский за границей - немножко русский.
- Давай-давай, подвези, русский товарищ, - нетерпеливо повторила Джулия.
Джулия с Героем уселись рядом на заднее сиденье. Водитель резво взял с места. Несся он, обгоняя всех подряд, дорогие машины, кажется, с особенным удовольствием - "мерседесы", по его терминологии. И прилипал к едущим впереди, явно не соблюдая дистанции. Герой вспомнил папин звонок из Америки: папа, видно, тоже не соблюл дистанцию, вот и разбился в хлам.
- Спокойнее, - сказала Джулия. - И держи дистанцию.