— Больше никто, Альфа, — стонет она. — Только ты.
Я целую ее щель, вдыхая ее сладкий аромат, и она всхлипывает. — Когда-либо только я. Разве это не так, Омега?
Она прижимается своим естеством к моему рту, отчаянно желая трения. — Да. Только ты.
Я стону в ее лоно, покрывая свое лицо ее слизью. — О, милая, — шепчу я. — Это было очень опасно говорить.
Тогда я, блядь, наслаждаюсь ею.
Я медленно облизываю ее щелочку, сосредоточившись на ее клиторе и посасывая его. Ее стоны — музыка для моих ушей, и они подстегивают меня, когда я облизываю ее гладкую кожу, упиваясь медовым вкусом.
Я самый жесткий, каким когда-либо был в своей жизни, а она даже не прикасается ко мне.
Ее влагалище трется о мое лицо, и мне приходится придерживать ее бедра руками, удерживая ее в безопасности, пока я трахаю ее своим языком.
Я теряю себя в ней.
Это гребаный рай.
ГЛАВА 20
МИА
Я не знаю, сколько времени он проводит у меня между ног, потому что я убеждена, что умерла и попала на небеса.
Ничто не должно быть так приятно. Ничто.
Мне неловко от того, сколько раз я испытываю оргазм, скольким количеством слизи пачкаю его лицо, но он стонет в мою киску с каждым оргазмом, который дарит мне.
Я тянула его за волосы, чувствуя мягкие пряди под своими пальцами, и терлась своим влагалищем о его губы.
Я понятия не имею, как он может дышать, но я не могу найти в себе сил для беспокойства.
Пусть он умрет, поклоняясь моей киске.
Он этого заслуживает.
Мои ноги обвиваются вокруг его плеч как раз в тот момент, когда его палец надавливает на мой вход. Я напрягаюсь, и он сжимает мои бедра.
— Расслабься, — говорит он. — Ты была создана для этого, Омега. Создана для того, чтобы принимать все, что я тебе дам.
И, черт бы его побрал, он прав.
Его палец проникает в меня, и я стону от этого вторжения.
— Ты такая тугая, — шепчет он. — Такая невероятно маленькая.
Я хнычу, когда он засовывает еще один, нетерпеливо извиваясь.
Его рот снова на моем клиторе, пока он работает со мной, без усилий трахая меня пальцами.
Тем не менее, мне нужно больше.
Он рычит в мою киску, работая пальцами быстрее, сильнее посасывая мой клитор, пока у меня не появляются звездочки.
Я запускаю пальцы в его волосы и тяну, дрожа у его рта, когда падаю, мое тело истощено.
Тем не менее, он остается полностью одетым, ни разу не получив удовольствия для себя.
— Ты не хочешь… — начинаю говорить я, перекатываясь на бок и зарываясь в груду одеял.
Я слышу, как он дочиста облизывает пальцы.
Он посмеивается, укутывая меня одеялами. — Доверься мне больше всего на свете. Но дело не во мне.
Все это время речь шла о тебе, думаю я про себя.
Но у меня нет сил озвучивать это.
— Останься, — бормочу я вместо этого.
— Если ты настаиваешь, — шепчет он, забираясь ко мне в постель. Его аромат обволакивает, когда он заключает меня в объятия, и я игнорирую тревожный звон в ушах.
Предупреждение слишком далеко. Моя внутренняя Омега счастлива.
Это все, что имеет значение.
Я погружаюсь в сон, пока он гладит меня по волосам, позволяя себе притвориться, что мы друзья, и что это не какая-то форма Стокгольмского синдрома.
Я отвечу за свои действия позже, когда страсть и огонь перестанут гореть в моей душе.
* * *
Я просыпаюсь в одиночестве, вся в поту.
Мой разум больше не затуманен, и я погружаюсь в болезненную реальность.
Стефан помог мне пережить Течку.
Конечно, это не прошло бесследно. В моем сердце подспудное отчаяние, щемящее желание, чтобы меня взяли полностью, но сейчас с этим можно справиться.
Безумие не подпитывает мои действия, и я покрыта позором.
Мое тело чистое и пахнет мылом, волосы свежевымытые — несмотря на то, что я не помню, как это происходило.
Стефан, должно быть, искупал меня.
Воспоминания о прошлых днях всплывают в моей голове, воспоминания о его прикосновениях вызывают дрожь по моему телу.
Он точно знал, что делать, чтобы доставить мне удовольствие, и никогда не брал ничего своего.
Я сажусь, сбрасываю с себя одеяла и оглядываю его комнату, полностью оценивая окружающую обстановку.
Здесь просто и чисто, в большом шкафу аккуратно развешана темная одежда, а в углу стоит письменный стол из красного дерева. С противоположной стороны стола находится книжная полка, до краев заполненная различными названиями, которые я не узнаю.