Кто хочет, чтобы я умоляла его за этот член.
Ну, это никогда не произойдёт, говорю я себе, когда крашу губы ярко-красной помадой. Это совсем неподходящий оттенок красного, особенно для фотосессии. Остальная часть моего наряда сдержанна: кремового цвета платье и соответствующая обувь с открытой пяткой, волосы стянуты в гладкий и высокий конский хвост.
В действительности, я далека от послушания. Я взволнована, раздражена и нахожусь на грани разочарования из-за мыслей об Альби.
Вот почему я иду по залу на фотосессию, надев соответствующее платье без трусиков.
Там, в одной из гостиной, уже стоит остальная часть моей новой семьи – моя мать и Лео рядом со старинными диванами, фотограф на коленях у их ног с камерой в руках. Помощник фотографа с беспокойством кружит, подпрыгивая каждый раз, когда фотограф рявкал односложные приказы.
Я останавливаюсь в дверном проёме, а Альби и Александра оба поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Александра хмурится, яростно печатая что-то на своём телефоне. Она поднимает взгляд на чрезмерно счастливую пару, которая смотрит в глаза друг другу, как пара влюблённых щенков, и закатывает глаза, прежде чем вернуться к телефону.
Я намеренно избегаю взгляда Альби, даже, если всё что я хочу, это стоять там, не отрывая от него своих глаз. Я чувствую жар его взгляда на мне, путешествующего по всему моему телу с ног до головы, пока его глаза, наконец, не встречаются с моими.
Он наблюдает за мной, пока я направляюсь к нему. Он смотрит на меня с голодом в глазах. Знание того, что он хочет меня, делает меня мокрой. Это также заставляет ясно осознать мою ноющую пустоту.
- Ты опоздала, - говорит Альби с улыбкой на губах. – Плотный график?
- Ты же знаешь, что говорят о «праздных руках»?
Как только я произношу слово «руки», на губах Альби появляется улыбка. Он думает, что точно знает, почему я опоздала.
- Эй, Александра, - обращаюсь я к ней, отрывая свой взгляд от Альби.
- Они должны закончить через несколько минут, - отвечает она. – Семейные фотографии будут следующими. Видимо, чёрный - это неподходящий цвет для фотосессии, поэтому я застряла в этой вещи. – Она закатывает глаза, заканчивая набирать текст на телефоне, а затем поднимает глаза.
- Ты выглядишь очень красиво, Александра, - говорю я, имея это ввиду. Она одета в платье-рубашку кремового цвета, пошитой в соответствии с её соблазнительной фигурой, и подходящими туфлями с открытой пяткой.
- Тьфу, - стонет она. – Я словно тошнотворно бежевый.
- Ты потрясающая.
- И, Алекс, кстати, - говорит она, глядя на телефон, когда он вибрирует. – Хватит меня называть Александрой. Так зовёт меня мой отец, а не мои друзья. Я хотела сказать тебе это на днях.
Я киваю, чувствуя удовлетворение от того, что она считает меня одной из своих друзей. – Хорошо. Никогда не называй меня Изабеллой.
- Девочки! Альберт! – моя мать машет нам через всю комнату.
- Шоу начинается, - говорит Алекс, громко вздыхая, пока идёт впереди нас, и звук от её туфель слишком громкий, когда она тяжело топает по полу.
- Она рассержена, - прошептала я Альби, сохраняя подобающее расстояние от него. Он пахнет лосьоном после бритья или одеколоном, не уверена, чем именно. Всё, что я знаю, что этот запах может быть и афродизиаком, потому что у меня вдруг появилось непреодолимое желание сорвать с него одежду.
- Мне нравится цвет помады, - тихо шепчет он.
Возбуждение овладевает мной от мысли, как мои красные губы охватывают член Альби, пока я стою на коленях, когда он хватает меня своей рукой за волосы, и тянет глубже по своему стержню.
- Я могу её одолжить тебе, - отвечаю я. – Это похоже на странный фетиш.
- Нет, - произносит он. – Знаешь, чего я хочу?
- О?
- Я хочу, чтобы ты встала на колени. Я хочу увидеть эту ярко-красную помаду на своём члене.
Мы почти дошли до наших родителей, и я на мгновение остановилась, наклонившись близко к нему, чтобы прошептать. – Я не надела трусики, - говорю я, и, не дожидаясь его ответа, направляюсь вперёд.
Моя мать направляет меня, и я становлюсь так, чтобы быть сбоку на фотографии, а затем я теряюсь в головокружительной массе инструкций, направлений, чтобы слегка повернуть моё тело или подправить подбородок, фотограф и его помощники приводили нас в порядок и перемещали тысячу разными способами в течение тридцати минут.
Во время съёмки, король Леопольд шутил, и я думаю, что это именно то, что делали папы, за исключением того, что он – король, а не обычный папа, и это каким-то образом делало его глупые шуточки - смешными. Восьмая шутка – что-то о броненосце – заставляет Алекс, Альби и меня, наконец, рассмеяться, и мы зарабатываем суровый «Леопольд-взгляд» от моей матери.