Она вспомнила, что точно также вел себя отец Жмыха. Он старался показать свою удаль, выпрыгивал выше всех, носился кругами и никого из других дельфинов не подпускал к ней, тогда еще молодой и красивой. И вот теперь на ту же игру она смотрит со стороны. Жмых как с ума сошел, да еще оказался и ревнивцем. Он оттер в сторону и Данилу, и Макса и нового знакомого, и никого не подпускал к девочке. А зовут ее оказывается Настя. Хорошее у нее имя, свистящее, Нас-с-с-тя. Только девочка худая и бедная. Данила жадина, сам прикладывается к бутылке, да немного даст Жмыху, мог бы и Настю угостить, у нее сейчас самый подходящий возраст для роста, ей надо хорошо питаться.
Какой же Данила строгий, как он грубо кричал им, прятавшимся на берегу, чтобы в воду не заходили. Матери Жмыха, хоть она и была дельфином, до слез стало жалко девочку. Она ведь к тому же и бедная. Сколько раз видела мать-дельфиниха, проплывая рядом с большим кораблем, женщин, свесившихся с борта и протягивающих в ее направлении руки. На руках у многих были вульгарные перстни и кольца, а с шеи свисали толстой вязки золотые цепочки. Разве это украшения?
Вот она видела недалеко отсюда, на дне, останки затонувшего старинного корабля, так там действительно украшения. Она вспомнила, как погналась за крабом, а он заполз в деревянный сундук, сгнивший уже от времени. Не успела она носом сундук пошевелить, как он рассыпался на ее глазах и краб оказался на груде золотых украшений. В тот день, она, забыв про краба, долго рассматривала эту груду, так и не поняв, что в ней хорошего? Ну, что же раз носят кольца и перстни женщины с больших кораблей, она завтра обязательно выберет из подводного клада самое ценное, что только там есть и преподнесет подарок бедной девочке. Или нет, пусть преподнесет Жмых. Нет, нет, лучше она сама, а то он весь сундук перетаскает, вон как вьется вокруг девчушки, бесстыдник и про мать забыл.
Такие мысли одолевали мать-афалину, и пока ее сын забавлялся у Лысой головы, она поочередно катала ребят. Только сегодня она далеко не заплывала, Жмых-то отказался ее сопровождать.
А теперь еще катер появился. Нет, хватит с нее на сегодня.
– Жмых, я кому сказала, прощайся?
Сын, наконец, пристроился рядом с нею, и они одновременно ударили мощными лопастями хвостовых плавников погружаясь на глубину. Когда они отплыли на порядочное расстояние и выпрыгнули из воды, чтобы пополнить запасы воздуха, мать увидела, как катер повернул в их сторону.
– Жмых, малыш, запомни: никогда не подпускай к себе близко грохот. Чем сильнее грохот, тем для нас он опаснее.
– Ты и про человечков говорила, что они наши враги, а видела какие они замечательные, особенно голубоглазая.
– Потом поговорим, плыви быстрее.
Дельфины набрали максимальную скорость, катер стал отставать, а через некоторое время повернул обратно. Ему ли тягаться с Принцами моря?
Дальше Жмых с матерью поплыли медленнее. Жмых тихо посвистывал, рассекая упругим телом спокойные волны. В мечтах он был в завтрашнем дне. Придет ли снова голубоглазая? Одна мысль не давала ему покоя, скоро они покинут акваторию Черного моря и поплывут в Азовское, в Рыбное море. Мать говорила, что там больше рыбы. Что тогда делать? Как передать Насте, что он подрастет и вернется еще сюда. Тогда он сам будет катать ее на своей спине. К тому времени он станет большим и сильным, и перейдет с молока на рыбу. Но до этого еще месяцев семь.
– Ма, мы когда покинем эти места?
– Скоро, наверно через неделю.
Жмых задумался. Неделя большой срок, может быть за это время он сможет научить Настю плавать также красиво и быстро, как плавают дельфины? Вот было бы здорово. А какой у нее голос красивый, пронзительный до невозможности. А какая рука нежная? Когда она гладила его. Жмых вспомнил, как закрывал глаза от удовольствия. Вот бы ее заставить еще спеть ему ту песню, что пел Данила? Жмых вконец размечтался и не заметил, как толкнул мать.
– Спать хочешь? – спросила она его.
Они уже отплыли далеко в море, теперь можно было подумать о ночном отдыхе. Обычно дельфины устраиваются на ночь как поплавки, хвостовой плавник уходит вниз, а на поверхности воды остается нос. Так и спят. Но Жмых спать не хотел. В груди клокотала неуемная энергия, а мозг возвращался к пленительной голубоглазой девчонке. И вдруг Жмых покраснел. Он вспомнил, что все сгущенное молоко они вылакали вместе с Данилой, а ее худенькую, так ни разу и не угостили. Завтра, – Жмых дал себе зарок, – он исправит эту ошибку. Надо будет отобрать бутылку у Данилы, и уплыть подальше в море вместе с Настей. Он и свою долю отдаст ей, пусть только поправляется.
А у матери были свои заботы. Погнавшийся за ними катер посеял в ней тревогу. Ее родной брат, Могучий Чих рассказывал, что его поймали с такого же судна. Надо быть осторожней. Больше они не поплывут с Лысой голове. Она объявила Жмыху:
– В Рыбное море мы завтра уходим.
Жмыха как будто кто-то ударил по голове. Он захлебнулся от возмущения и заверещал:
– Почему завтра, ты же сказала через неделю.
Мать упорно стояла на своем:
– Мне голос моря подсказывает, что если мы останемся еще здесь на один день, с нами случится беда.
– А мне подсказывает, что если мы здесь останемся на неделю, я получу бочку вкуснотени. Вспомни сама, первый день они пришли с одной бутылкой, на второй с двумя, на третий придут с четырьмя, на четвертый с восемью, на пятый с шестнадцатью, на шестой с тридцати двумя, на седьмой с шестьюдесятью четырьмя бутылками. Представляешь, что будет, если мы останемся здесь еще на одну неделю. Они все море завалят бутылками. У них этого добра, как звезд на небе.
Мать решила давить на логику.
– Если у них, как ты говоришь этого добра не счесть, почему тогда голубоглазая девчушка такая худая?
Жмых потряс головой, прочищая мозги, и рассмеялся.
– Так не только она худая, а они все, кроме Данилы, худые, он единственный толстый. Ты видала, когда мы с ним доели первую бутылку, что он сделал?
– Нет, не видала.
– Зря не видала. А в это время на берегу сидели Настя и тот третий мальчик, Данила и зашвырнул им почти пустую бутылку, пусть доедают. А что там доедать, когда на стенках бутылки немного молока осталось. Жадина, он Данила. Я его завтра, нет уже сегодня, проучу, если он с Настей не поделится.
– Попробуй только.
Жмых хитро улыбнулся и спросил мать:
– Значит, ты согласна?
– С чем?
– Что я не буду драться, а мы еще сегодня к ним сплаваем? Должен же я попрощаться, а заодно посмотрим, сколько они молока принесут, четыре бутылки или нет?
Что не сделаешь для родного дитяти? – подумала мать-афалина. Это только рыбы оставят икринку, и расти малыш как знаешь. А здесь носись с ним до двухлетнего возраста. Она нехотя согласилась, подумав, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не пищало».
– Все, попрощаешься, и поплывем.
Этот разговор состоялся у них когда звезды высыпали на небе.
Жмых подумал о том, что они и так уже далеко уплыли от Лысой головы, и сказал:
– Давай поспим немного.
Он и завтра собирался уговорить мать остаться на денек, потом еще на денек, и еще, пока не вырастет из бутылок с вкуснятиной огромная гора. Сон смежил его веки.
Показавшаяся на звездном бархате неба ночная гулёна, луна, увидела посреди Черного моря две белые точки качавшиеся на волнах. Это спали Жмых с матерью.
Глава XII. Я такой же хочу
Когда мать-афалина с дельфиненком скрылись вдали, катер повернул к Лысой голове.
Все четверо, я, Данила, Настя и Гарик от греха подальше, вскарабкались на Лысую голову. Черт его знает, кого несет? Может быть на катере пьяные? А катер, сбросил скорость. Когда нос его опустился, на палубе мы увидели веселую кампанию. За рулем, капитаном стоял грузный детина с лысеющей головой, вислым брюхом и кольцом в мочке уха, а по бокам его окружали три девицы словно бы сошедшие с рекламных проспектов. Подплыв к нам, капитан выбросил за борт якорь.