Татьяна Устименко
Принц для Сумасшедшей принцессы
Посвящаю эту книгу моей маме — самой лучшей и любимой
Сумасшедший герой — это…
Все герои — немного сумасшедшие!
Пролог
По безмятежно-голубому небу плыли перистые облака. Колыбель, стоявшая в прохладной тени раскидистых кустов и прикрытая полупрозрачным муслиновым пологом, плавно покачивалась. Люций, не по-детски высокий и мускулистый, а оттого выглядевший несколько старше своих семи лет, нетерпеливо отбросил за плечо двухцветную копну вьющихся локонов и заинтересованно склонился над укрепленной на изогнутых полозьях люлькой. Из-под невесомого полога тут же понеслось восторженное гуканье, а розовые пяточки Артура жизнерадостно взбрыкнули над резным бортиком.
«Опять наш живчик умудрился выбраться из пеленок и свивальника, — лениво подметила я, нехотя приоткрывая один глаз. — Непоседа, весь в папочку…» Но послеобеденная дрема не торопилась выпускать меня из своих убаюкивающих объятий, поэтому я вновь откинулась на спинку кресла и погрузилась в сладкое полузабытье.
Солнце припекало. Луговые цветы источали тяжелый, дурманящий аромат, опьяняющий не хуже выдержанного вина. Неосторожная оса, позарившаяся на яблочное варенье, призывно желтевшее в хрустальной розетке, вяло бултыхалась в липком сиропе, жалобно подрыгивая мохнатыми лапками. Нянюшка Мариза, приставленная надзирать за крошкой Артуром, хоть и не очень-то верила в душевные добродетели этого чернокожего громилы — Кса-Буна, но сегодня все-таки положилась на его чутье, утратила бдительность и сейчас старчески похрапывала, спрятав лицо под оборками безупречно белого чепца. Привычный к жаре канагериец уважительно покосился на строгую домоправительницу, а затем — с почти собачьим обожанием, так не шедшим к его внушительной фигуре, — на свою молодую хозяйку, уснувшую в плетеном садовом кресле. Он макнул палец в варенье и спас глупое насекомое, а затем важно напружинил ноги и оперся на топор, преисполнившись гордости от оказанного ему доверия. Да и как не гордиться, если под его опекой сейчас беззаботно отдыхает не только сама госпожа Ульрика, но и ее дети!
«Вот то-то же!» — и Кса-Бун с бахвальством оскалил остро подпиленные зубы, довольный своей почетной миссией.
Две пары детских глаз — одни топазово-золотистые, а вторые шоколадно-карие — со жгучим любопытством заглянули под кусок легкого муслина, невесомо вспархивающего под порывами слабого летнего ветерка. Голенький малыш, вырвавшийся из плена окутывающих его пеленок, оживленно залепетал и требовательно застучал кулачками в стенки колыбели, вырезанной из ствола северной березы. Колыбель снова закачалась. Настоящее чудо, а не люлька — благодарное подношение искусных мастеров-троллей. Впрочем, неугомонный малыш уже в полной мере оценил достоинства сего замечательного подарка, проверив его на прочность своим первым, недавно прорезавшимся молочным зубом.
— Какой же он все-таки милашка! — восхищенно всплеснула руками прелестная, стройная девочка, вылитая маленькая королева. — Артур — настоящий эльфийский принц и мой брат! — Она кокетливо тряхнула длинными золотыми косами и пригладила подол дорогого атласного платья. — Когда он вырастет, то станет правителем Края Роз, так обещала наша матушка!
Зеленоглазый четырехмесячный принц согласно икнул, недвусмысленно подтверждая слова сводной сестрицы, и торжественно обмочил пеленки.
— Ха, да пусть он сначала с горшком управляться научится! — насмешливо поддразнил Люций, дергая малолетнюю фантазерку за одну из ее роскошных кос. — Твой мокропопый правитель! Как говорит мама: дети — цветы жизни, поэтому тоже нуждаются в горшках! — Он проказливо показал девочке язык. — Ну и любишь же ты хвастаться, Мириам!
— Я братом не хвастаюсь, я его люблю! — не осталась в долгу Мириам. — Вот как пожалуюсь матушке на твои выходки. А она тебя накажет и скажет, что женщин нужно уважать!
— А разве меня ты уже не любишь? — притворно изумился Люций, широко распахивая золотистые глаза.
Наблюдающий за детьми Кса-Бун насмешливо фыркнул, давно привыкнув к тому, чем обычно заканчивались подобные игривые перепалки.
Добросердечная, а по характеру абсолютно не злопамятная, Мириам немедленно приподнялась на цыпочки и примирительно чмокнула Люцифера в щеку.
— Люблю, конечно, — откровенно призналась она. — Ведь ты же мой жених!