— Только одно слово, сестра. Я не знаю, на ком из дочерей Ролстры женится Рохан: их слишком много… Скажем, через два года у них родится ребенок. Ролстре тогда будет сорок семь. Допустим, он доживет до восьмидесяти. Вполне правдоподобно. Его дед умер в девяносто три года…
— А отец едва дожил до двадцати восьми.
— Очень трогательно. У меня всегда были подозрения насчет той бутылки плохого бренди, которую считают причиной его смерти. Но о чем это я? Ах, да… Зехаве в этом году исполнится шестьдесят, а его род никогда не славился долголетием. Ох, Мил, перестань смотреть на меня глазами, полными слез. Может, он захочет доказать, что я лгу, и назло мне проживет до ста тридцати пяти… И все же допустим, что с ним что-нибудь случится до того, как подрастут внуки. Рохан занимает его место. Допустим, что-нибудь случается с Роханом — а верь мне, моя дорогая, что стоит его сыновьям переболеть детскими болезнями, как жизнь Рохана окажется под угрозой. Принцесса останется вдовой, ее сыновьям будет лет десять-двенадцать, а Ролстра окажется тут как тут — живехонький, здоровехонький и возрастом не старше нынешнего Зехавы…
— Глупая фантазия! — воскликнула Милар, но в глазах ее вспыхнул страх.
— Думай как хочешь. Еще одно предположение. Как только эта женщина рожает одного-двух сыновей, Рохан становится ненужным. Его убирают с дороги, и Зехава опекает своих внуков до достижения ими совершеннолетия. Ролстра может позволить твоему мужу умереть от старости и добиться своего, когда его внук станет законным наследником.
В ожидании, пока до двойняшки дойдет смысл ее слов, леди Андраде лакомилась виноградом. Она и в самом деле не знала, почему так заботится о своей безмозглой красавице-сестре. Милар унаследовала всю красоту их рода, оставив Андраде фамильные ум и энергию. Волосы Милар казались золотыми, а волосы Андраде — медными; если Милар славилась сварливостью и вспыльчивостью, то Андраде — осторожностью и расчетливостью. Милар была счастлива в браке с действительно выдающимся человеком (которому Андраде отдавала должное), была хорошей матерью своим детям и настоящей хозяйкой замка. Но Андраде никогда не удовлетворила бы такая жизнь. Она могла выйти замуж за любого владетельного лорда и править частью огромного континента, но предпочла стать леди Крепости Богини и не уступать могуществом никому, включая самого Ролстру. Ее фарадимы, которых чаще называли «Гонцами Солнца», существовали повсюду, и через них она влияла, а то и подчиняла себе любого принца или лорда, правившего между Западными и Восточными Водами.
Она подозревала, что печется о Милар из-за Рохана. Племянник не был похож ни на своих родителей, ни на нее, Андраде, так что она не видела в нем своего двойника в мужском обличье. Он был неповторим, и тетка ценила его именно за это. Милар без памяти любила сына, да и Зехава тоже, хотя и частенько ворчал на него. Одна Андраде понимала юношу и видела, кем он может стать.
— Похоже, ты права, Андри, — медленно произнесла Милар. — Но лучше бы ты сказала об этом прямо. Когда от, верховного принца поступит такое предложение, мы просто откажемся.
Леди Андраде только вздохнула.
— Как? — только и спросила она, в очередной раз подумав о том, что ее сестра набитая дура.
Прекрасное лицо принцессы, с которым ничего не смогли сделать даже тридцать прожитых в Пустыне лет, теперь бороздили тревожные морщины.
— Открытый отказ был бы страшным оскорблением! Ролстра тут же набросится на нас, как волк на ягненка! — Она в смятении помолчала, а потом улыбнулась.
— Зехава непобедим. Если Ролстра попробует напасть, то будет разбит и позорно убежит в свой замок Крэг!
— Идиотка! — потеряв терпение, зарычала Андраде. — Ты что, ничего не поняла? Разве ты не слышала пунктов четыре, пять и шесть?
— Как же я могла их слышать, если ты не успела их назвать? — вспыхнула Милар. — Разве я могу принять правильное решение, не имея нужных сведений?
— Извини, — пробормотала Андраде. — Раз так, слушай. Пункт четыре: в этом году принц Чейл Оссетский приедет на праздник Риаллы с тем, чтобы подписать соглашение о торговле. Пункт пятый: лорд Даар с Гиладского взморья собирается женитьcя и ищет себе знатную невесту. Пункт шестой: этот развратник принц Виссарион Крибский замыслил то же самое. Куда конь с копытом… Так вот, если все они примкнут к Ролстре, не считая официальных союзников верховного принца, Зехаве не устоять. Каждый знает, во что вы превратили свои владения. Пустыня никогда не была цветущим садом, но вы умудрились хотя бы ее часть сделать земным раем. Эта местность, Чейналев Радзин, Тиглат, Туат и Белые Скалы — то есть исконная вотчина предков Зехавы
— в конце концов стала плодородной. Думаешь, им приятно смотреть на чужое богатство, когда у самих есть нечего? Стоит нанести оскорбление одной из дочерей верховного принца, как они тут же бросятся мстить за ее поруганную честь, а особенно те, кто женат или сватается к ее сестрам. — Она остановилась, поняв по потрясенному лицу Милар, что та поняла всю тяжесть грозящей им — вернее, Рохану — опасности.
— Андри, — выдохнула Мил, — если все обстоит так скверно, как ты говоришь, то что же нам делать? Я не могу позволить Рохану жениться на одной из дочерей Ролстры: это значит лить воду на мельницу верховного принца! А если мы откажемся…
— Выход прост. Нужно как можно скорее женить Рохана, — сказала Андраде, видя, что сестра угодила в заранее подготовленную ловушку. — Я уже присмотрела ему невесту. А Ролстра ведь не может предложить жениться уже женатому человеку, правда?
Принцесса тяжело осела в кресло.
— Она красивая? — с убитым видом спросила Милар. — Из какой она семьи?
— Очень красивая, — успокоила ее Андраде, — и очень родовитая. Но даже если бы эта девушка была страшнее драконши и приходилась дочерью уличной блуднице, она все равно стоила бы Рохана. — Андраде выплюнула виноградные косточки в вазу и улыбнулась. — Дело в том. Мил, что у нее есть голова на плечах!
Стояла удушливая полдневная жара. Лорд Чейналь, обливаясь потом, следил за битвой тестя с драконом. Сколько времени она продлится? Из ран в золотистой шкуре бестии хлестала кровь, в одном из крыльев зияла дыра; судя по его подергиваниям, был задет нерв. Дракон рычал от ярости, пока Зехава играл с ним, как кот с мышью. Но до полной победы над чудовищем было еще далеко, и Чейн начинал волноваться.
Другие всадники тоже беспокоились. Они по-прежнему стояли полукругом и слегка подавались назад, когда дракон спрыгивал со скалы на песок, пытаясь напасть на Зехаву, занимавшего позицию напротив входа в ущелье. Решение о том, вмешиваться или не вмешиваться в бой, должен был принять Чейналь, а он, согласно правилам, мог отдать такой приказ лишь тогда, когда не оставалось иного выхода. Собравшиеся вокруг мужчины и женщины и раньше были свидетелями подобных поединков, но Зехаве еще никогда не противостоял такой грозный противник. Принц был щедр и позволял каждому унести зуб или коготь дракона на память о поединке. Однако сразить дракона-самца, да еще такого крупного, было позволено лишь самому принцу, и никто без особой причины не имел права вмешиваться в схватку.
Чейн изнывал от зноя, вспоминая о прохладном морском ветре, постоянно дувшем в его родном Радзине. При каждом свирепом ударе драконьих крыльев лорда обдавал вихрь горячего воздуха, мгновенно сушивший кожу, так что даже обильный пот не помогал выносить это пекло. Лорд покосился на ущелье, горевшее в отражавшихся от скал беспощадных солнечных лучах, а затем отвернулся и на несколько мгновений закрыл невыносимо болевшие глаза. Затем Чейн поерзал в седле и ощутил, что его волнение передалось коню. Тот прижал уши, и легкая дрожь прошла по его лоснящимся вороным бокам.
— Терпение, Аккаль, — пробормотал Чейн. — Принц знает, что он делает. — Во всяком случае, Чейн на это надеялся. Много времени прошло с тех пор, как дракон спустился со своей скалы и Зехава нанес ему первую рану. Движения принца становились все медленнее, а вольты его громадного вороного жеребца — все неторопливее. Чейну стало ясно, что силы двух старых воинов — принца и дракона — уравнялись.