Амелия
Будучи бывшей пай-девочкой, я хорошо помню неловкость старшей школы.
Я была хорошей девочкой с хорошими оценками, которую постоянно парализовал страх всего. Курение сигарет за трибунами — а если мой брат Кем увидит? Покинуть кампус, чтобы перекусить с друзьями — а если нас поймают, и директор позвонит отцу? Поцеловать парня на публике — а если мой брат Брэндон выбьет ему зубы?
Как бы безумно это не звучало, но я не понимала, что мои ровесники занимались сексом, пока однажды кто-то (о, ужас!) не выронил презерватив.
Я не лгу. На самом деле, цитатой в моем школьном ежегоднике должно было стать выражение «Я не могу. У меня будут проблемы» вместо жалкого: «Внутри каждой из нас есть принцесса».
Серьезно, я жила на грани, а точнее на краю своей парты в переднем ряду по центру, бережно записывая то, что никогда больше не понадобится мне за всю чертову жизнь. Но я делала это на случай, если по этой теме будет вопрос в следующей контрольной.
Мне были нужны эти оценки.
Затем я поступила в колледж.
И медленно, почти болезненно, ситуация начала меняться — я начала меняться.
Экспериментировать.
Понимать, что мне нравилось, а что нет.
Я потеряла девственность.
Даже поцеловала девушку. И нет, мне не понравилось.
Но я всё же нашла вещи, которыми увлеклась, и каким-то образом это помогло мне заняться тем, чем я хотела, и перестать беспокоиться о том, что я должна делать.
Но даже тогда я не переставала переживать о том, что скажет мой отец, как отреагирует; что подумает, если узнает.
Поэтому я прятала от него большую часть своей жизни.
Своих парней.
Свою раскрепощенную одежду.
Свои надежды и мечты.
Видите ли, проблема того, что ты была пай-девочкой, заключается в том, что оставить в прошлом этот настойчивый призрак практически невозможно, независимо от того, насколько ты хладнокровная во взрослой жизни.
А вот мои братья, в свою очередь, никогда не боялись гнаться за своими желаниями, посылая к черту ярость нашего отца. Они жили свободно. Нет, наверное, лучше подойдет слово «свободнее» — они ходили по грани. До того дня, когда семья Уотерс развалилась.
Через год после смерти Брэндона уехал Кем, и осталась только я. И снова стала хорошей маленькой принцессой и сделала то, чего от меня ожидали — пошла работать на своего отца.
Что ж, с меня хватит чьих-то ожиданий.
Хватит быть хорошей.
С меня более чем достаточно.
Выхожу в коридор, меня пробирает дрожь, и я поверить не могу, как в Калифорнии холодно.
Хорошая новость — мое похмелье вылечено. Видимо, некоторые мифы вовсе не мифы.
Одетая в штаны для йоги и майку — и без нижнего белья, черт возьми — я направляюсь в маленькую кухню. Может дом Мэгги и небольшой, но он очень удобный. Меня окружают полы из темного паркета, стены цвета слоновой кости, первоклассное оборудование и гранитные поверхности. Здесь есть даже винный шкаф, только бутылок с водой в нем больше, чем вина.
Взяв одну из них, я откручиваю крышку и залпом выпиваю не меньше половины. Следующая на очереди еда, вот только я в затруднительном положении — без машины, без телефона и без понятия, где что находится в Лагуна-Бич. Я помню, что до сельской зоны отсюда можно дойти пешком.
Повернувшись к окну, я убираю с лица прядку волос и обдумываю прогулку под дождем. Погрузившись в попытки вспомнить, как здесь ориентироваться, я натыкаюсь на обнаженную грудь.
Бутылка с водой падает на пол и подпрыгивает. Отчего я вскрикиваю. Громко.
Я поднимаю взгляд.
Бруклин Джеймс улыбается и смотрит на меня своим горящими глазами, из-за которых он всегда выглядит задумчивым.
Но... ох, эта ухмылка и ямочки... от них трусики просто испаряются.
Охваченная странным желанием провести пальцами по изгибу его губ и превратить его улыбку в настоящую, я опускаю взгляд, чтобы сдержаться.
При этом взор опускается на его живот. И... ох, этот пресс. Рельефные мышцы, формирующие идеальные шесть кубиков.
Он вообще знает, как влияет на женщин? Видимо, знает. Судя по тому немногому, что я слышала от Кема, он бабник, плейбой и кобель.
— Привет, — говорю я, не спуская глаз с его мышц. — Ты ещё не одет?
Это было глупо.
Глядя на меня, Бруклин поднимает моё лицо за подбородок и моргает, а его улыбка становится более грешной, когда он делает шаг назад и скрещивает руки на своем красивом, очень обнаженном животе.
— В процессе. Шел за футболкой в прачечную.
Увлеченная его сексуальной привлекательностью, я понимаю, что в очередной раз смотрю в его горящие глаза, и в то же время у меня между ног становится влажно.