— Должна?
Ярость в его едва слышном голосе заставляет меня насторожиться.
— Не в том смысле.
— Тогда в каком? — требует ответа парень, его голос низкий, но всё ещё заставляет меня съёжиться.
Я в последний раз перемешиваю пасту ложкой, после чего тянусь к перцу.
— Он помог мне и хочет знать, что со мной всё хорошо. Он звонил узнать, как я, и на этом всё.
Бруклин отпивает пива, его адамово яблоко сексуально двигается. Всё ещё касаясь губами стекла, он смотрит на меня холодными, как лед, глазами и спрашивает:
— Ты трахалась с ним?
Он оглядывается через плечо на моего брата, которому преподают урок о том, с какой стороны от тарелки должна лежать вилка, хотя я уверена, что он знает это еще с выпускного. Я прищуриваюсь, глядя на Бруклина, но не раскрываю рта.
— Ну так? — спрашивает он, опуская бутылку.
Слегка приправляя пасту перцем, огрызаюсь ему в ответ.
— Нет, я не спала с ним, но это не твое дело.
Одним плавным движением он берет мою руку и направляет ложку к своему рту. Для всех посторонних наблюдателей это выглядит так, словно я прошу его попробовать блюдо. Дрожащей рукой я подношу ложку к его губам. Губам, которые хочу ощутить на себе. Повсюду.
Как только ложка касается его рта, он шепчет:
— Всё, что касается тебя — мое дело.
Игра окончена. Прямо здесь. Прямо сейчас.
То, как он говорит эти шесть слов, чувство собственности в его тоне, голод в глазах заставляют понять — я, несомненно, дам ему то, что он попросит.
Неважно, насколько сильной я хочу казаться — я принадлежу ему.
И вполне уверена... ему это известно.
Я киваю и опускаю ложку.
— Пора есть? — спрашивает Макайла, зажигая свечи, поставленные в центр стола.
Кем уже сидит и занят своим телефоном, вероятно проверяя данные по продажам.
— Да, пора.
Я улыбаюсь, позволяя взгляду метнуться к Бруклину. Мои слова относились к нему так же, как и к Макайле.
Его подбородок совсем немного опускается, и когда я прохожу мимо него, он совсем тихо, так что я едва могу слышать, шепчет:
— Ложись сегодня пораньше.
Даже полностью одетая, я чувствую жар его тела, когда прохожу мимо, и думаю: «Тебе не нужно повторять дважды».
Сейчас — это слишком рано?
Глава 22
МИСТЕР И МИССИС СМИТ
Бруклин
Первая сцена фильма является неотъемлемой частью его повествования. Она задает тон, атмосферу и представляет главных персонажей. Если она достаточно интригующая, у зрителей появляется мотивация продолжить просмотр.
И когда я медленно и тихо иду по дорожке у забора, разделяющего владения Кема и Мэгги, я не могу не сравнивать свою ситуацию с фильмом Альфреда Хичкока «Окно во двор».
История повествует о мужчине-вуайеристе, которому доставляет удовольствие шпионить за соседями. В первой сцене камера охватывает передний дворик у дома главного персонажа. Всё кажется тихим и нормальным, каждый кадр показывает нам именно то, что хочет показать режиссер — гуляющую по переулку кошку, переодевающуюся в спальне женщину и голубей на верхушке крыши.
Спокойно.
Обычно.
Однако среди дружелюбных лиц совершенно непостижимое преступление. И да, именно так я сейчас себя чувствую. Словно вот-вот будет совершено преступление, и пусть я это знаю, я не могу помешать себе стать именно тем, кто его совершит.
Окно Амелии выходит на улицу. Навес для автомобилей и мусорные баки — единственный камуфляж, который скрывает меня от проезжающих мимо машин и вероятности того, что Кем решит выбросить мусор или достать что-то из джипа, или еще хуже — проверить, что это за шум он услышал.
Я определенно не Джек Ричер, Джеймс Бонд или Итан Хант, и всё же осторожно приближаюсь к окну, словно я один из них.
Надеюсь, что свет, который я увидел, прежде чем обойти забор, является знаком, что она одна в комнате.
Так как подростком я рос в Беверли-Хиллс, мне не приходилось прокрадываться домой или ускользать из него. Моей матери никогда не было дома, так что я приходил и уходил через парадную дверь в любое время ночи. И девушки, к которым я ходил, впускали меня таким же образом, а их родители не знали о происходящем. Если бы мне приходилось делать это подобным образом, думаю, я бы чаще держал член в штанах.
Нервы на пределе.
Адреналин проносится по организму.
Я лишь знаю, что, если бы мне не нужно было быть с ней, если бы не хотел ее так чертовски сильно, я бы этого не делал.