— Я серьезно, Амелия. Мы с Кином уже несколько месяцев обсуждаем найм фотографа. Ты окажешь нам услугу.
Не способная остановиться, я закатываю глаза.
Он смеется, но не своим обычным заразительным смехом.
— Если не веришь, спроси его.
Положив пульт рядом с телефоном, я тянусь к книге на столике, которую сейчас читаю. Не могу сказать, что не думала о переезде сюда.
— Думаю, мне сначала нужно уйти с нынешней работы и утрясти всё с отцом, прежде чем решу, что делать дальше, но спасибо за предложение.
Хоть я и знаю, что он не сдастся — это ему не свойственно — Кем непринужденно пожимает плечами, будто так и есть.
— Что ж, если передумаешь и решишь, что хочешь быть ближе к брату, предложение в силе, — он делает паузу, — пока я кого-то не найду.
— Играешь на моей совести? Это несправедливо.
Он смеется, приподняв бровь, и в этот раз смех уже лучше.
— Должен был попробовать.
Я машу на него рукой.
— Доброй ночи, Кем. Передавай привет Макайле, и если утром не увидимся — хорошего дня.
— Тебе тоже.
Развернувшись, он продолжает путь и достает телефон, даже не дойдя до спальни.
Берег чист.
Можно уходить.
Глава 28
УМНИЦА УИЛЛ ХАНТИНГ
Бруклин
Мы официально живем в эпоху Броманса.
В наши дни зрителей тянет к глубокой, платонической любви между двумя или более персонажами.
У мужчин, вовлеченных в броманс, часто есть прозвища друг для друга, у них общая история и бесконечное количество тонких шуток.
Тем не менее, они всегда рядом с похвальной преданностью. Даже когда всё плохо, можно рассчитывать на то, что они поддержат друг друга.
Добавление элемента броманса в «Фанатку» вероятнее всего расширит публику и в то же время придаст сценарию нужную ему нотку юмора.
Достаточно просто выделить больше экранного времени для Колтона, друга Келлана. Как и мы с моим приятелем Чейзом, Келлан и Колтон вместе выросли в Беверли-Хиллс, что упоминается в начале рукописи.
Было легко перенести их взаимоотношения на страницы. Я даже приписываю Колтону прозвище, которое мне дал брат — Казанова.
Откидываясь на спинку стула за столом, я достаю карандаш из-за уха и начинаю стучать по бумаге перед собой. Мое воображение разыгрывается, когда я погружаюсь в их диалог. Я смешиваю остроумие и подколы с посыланием на три буквы с другими оскорблениями. Это очень весело. Я осторожно придаю их взаимосвязи большего блеска, чем у моих настоящих отношений.
Время летит, пока я занимаюсь сценарием, но довольно скоро я понимаю, что слежу за часами на телефоне. Почти девять. Каждая проходящая минута приближает меня к ее приходу.
Я понимаю, что отвлекаюсь от работы из-за чрезмерного желания увидеть девушку, представляя, как нагну ее над этим столом, или возьму, прижав к двери, не дав ей переступить порог. Или возможно... за моим желанием скрывается нечто большее.
Нетерпение охватывает меня, всё тело наполняется вожделением, когда я представляю ее привязанную к кровати, готовую принять меня. Представляю, как вхожу в нее на всю длину. Как толкаюсь глубоко и грубо, пока Амелия не выкрикивает снова и снова мое имя, кончая от моего члена.
Каким-то образом она стала для меня наркотиком, и как любой зависимый, я подсел на него. Бросать будет очень сложно.
— Привет. Я пришла.
Развернувшись на стуле, я почти падаю, подскочив от неожиданности. Амелия стоит в дверном проходе в мою спальню обнаженная, если не считать скудного кусочка леопардовой ткани, прикрывающего ее киску.
— Сними их, — приказываю я тихим голосом. В моей голове сейчас нет места ни для «привет», ни для «как дела?», хочется лишь увидеть ее голое тело и оказаться в ней как можно скорее.
— Куда спешишь? — говорит Амелия, и я вижу, как пульсируют вены на ее шее.
— Кажется, я ждал этого весь день, — говорю я ей, мой голос хриплый от желания.
Амелия повинуется, ее волосы закрывают лицо, когда она наклоняется и медленно, очень медленно снимает стринги, после чего бросает их за дверь. Она всё время не сводит с меня глаз, язык ее тела сложно отрицать. В том числе ее томный взгляд, горящий желанием.
Она вообще знает, что делает со мной?
— Дождаться не могу, когда снова окажусь в тебе, — говорю ей, поймав похотливый взгляд.
Всё в наших отношениях наполнено опасностью. Наша нужда соития, неспособность ждать, запретный плод, о котором мы только и можем думать. Адам и Ева. Лейли и Маджнун. Клеопатра и Марк Антоний. Гвиневра и Ланселот. А мы знаем, как закончились эти истории. И всё же ничто из этого не важно, потому как я с нетерпением жду каждую проведенную вместе секунду.