Брат Агостино ушел довольный, а я стянул со своей постели балдахин и потащил его к старьевщику. Вид он имел уже нетоварный, но спихнуть его все еще было можно. Старьевщик взял. Он и мой повседневный наряд предложил взять. По цене чуть выше тряпок. Взамен же мне было представлено несколько вариантов дорожной одежды. Предсказуемо, но и в лавке предпочитали расплатиться товаром, а не деньгами.
Я приобрел две крепких безразмерных рубахи (без кружев и вышивки, но оно мне на фиг не надо, а по размеру в 16 веке разве что на очень богатых господ шили). Затем штаны из плотной (почти джинсовой) ткани, такую же куртку и относительно теплый плащ. Зимней одежды я, понятное дело, не нашел. Кому она нужна в городе, где морозы — это пара градусов ниже нуля?
Одежду я отдал хорошенько почистить, а затем отнес-таки свой прежний наряд все тому же старьевщику. И постельное белье прихватил. Оно тоже выглядело чуть лучше тряпок. Так что еды в дорогу я все-таки купил. На иезуитов надейся, а запас припрячь. Мало ли что. Брат Агостино обещал, что кормить меня будут дважды в день (на обед путешественники останавливаться не собирались), но рацион планировался скудный.
Хорошо, кожу для сапог мне действительно дали выбрать самому. Пытались, конечно, гнилье подсунуть, не без этого, но я выбрал лучшее. Хорошая, удобная обувь может жизнь спасти, и это не преувеличение. А шить я собирался конкретно под свою ногу, по собственным лекалам и вовсе не сапоги.
Как шьются берцы — я прекрасно представлял. Так что сварганил модель из ткани и пошел с ней к сапожнику. Дырок под шнурки, правда, делать не стал, а потому мастер искренне посмеялся над чудаком, заказавшим непонятную и неудобную фигню. Нечего дарить хорошие идеи первым встречным. Лучше пусть верит, что я решил сэкономить. Тем более, что это соответствует истине.
Ну а пока обувь шилась, я отправился смотреть, что за место для багажа мне предоставили иезуиты. Оказалось ничего так. Четыре сундука влезть может. Зуб даю, что брат Агостино знал, что вещей у меня на один сундук. Но это он фиг угадал. Сколько есть места, столько и займу. А сундук свой все-таки продам. Мне нужно что-то не такое приметное.
Что я намеревался упихать в багаж? Так обстановка комнат включала еще и ткани. Портьеры, накидки, покрывала — и все это из приличного материала и, главное, насыщенных цветов. Между прочим, в 16 веке красители — довольно дорогая вещь, особенно красный и синий. И доктор, который меня лечил, не зря носил чулки такого насыщенного цвета. Он свой статус подчеркивал. Ну и цену за свои услуги.
Наверняка, многие сочли бы мое поведение крохоборством. Начхать. Мне надо выжить и сколотить стартовый капитал. Ведь поиски клада — это всего лишь надежда на лучшее. А я привык рассчитывать на более приземленные вещи. Изначально я планировал все свое имущество продать на месте — и портьеры, и покрывала, и все что под руку подвернется. Но раз уж меня есть возможность перевозки, продадим там, где это будет выгоднее.
Сапожник меня порадовал, сшив то, что я хотел. Правда, я предварительно предупредил, что если он будет своевольничать в стиле «я художник, я так вижу», денег он не получит. И штраф выплатит за порчу хорошей кожи. Ну а поскольку все было сделано верно, мастер получил деньги, а я — нужную обувь. Пробить дырки для шнурков проблемы не составило. Сплести эти самые шнурки, распустив крепкую веревку, тем более. Осталось найти приличную ткань, чтобы соорудить обмотки образца начала 20 века. Под штаны самое то будет.
— Носить штаны — участь бедняков, — ворчал Густав. — Благородные люди должны носить чулки.
— В дорогу? — невольно фыркнул я. — Даже летом вариант не из лучших. А зимой, когда морозы грянут, в чулках только дома у камина сидеть.
— С тех пор, как ты поделился со мной своими взглядами на будущее, мне не хочется ехать в Польшу.
— Самому не хочется, — признался я.
Понятно, что просчитывая варианты, я подумал и про возвращение в родную державу. Однако именно сейчас делать там было нечего. А впереди еще и Смута маячила. И что я там забыл? Влезть в разборки и попытаться повернуть историю? Я еще не сошел с ума. У меня ни денег, ни связей, ни влияния при русском дворе. А создать на коленке автомат Калашникова я однозначно не смогу.
— Меня звали в Московию, но я отказался, — гордо сообщил Густав.