Нахожу самые короткие из возможных шорт, они нежно розового цвета, с надписью на попе «happiness!», и, слыша, как выключилась вода, лихорадочно перебираю футболки, видоизменяя красиво разложенный ряд в безумство и хаос. Искусав губу, так и не решаюсь взять топ на лямочках, я же не образ «при любом раскладе — да» хочу создать, а сексуальный и при этом в меру няшный, поэтому останавливаюсь на белой чуть свободной футболке, спускающейся до середины бедра и пленяющей своим V-вырезом, подражаю похотливой сестре… гены все же сильная штука.
Слышу шаги и вовремя запихиваю в белую футболку элементы соблазна, не забыв черный кружевной лиф.
Принц, полностью облаченный в домашний образ, появляется в дверях и, улыбаясь, произносит:
— Свободная касса.
Почему я никогда не замечала, как сексуально смотрятся его чуть влажные светлые волосы…
Подходит к своему сотовому, который он оставил на зарядке и интересуется:
— Закажу нам еду? Ты, наверняка, голодна? Или ты успела уже?
— Нет. — и спина у него такая широкая. Хочется прижаться и вдохнуть запах — раньше вполне свойственное для меня занятие, а сейчас под кожей собрались смущенные кроты-глупыши.
— Ник? — и задница у него тахикардибельная… Оборачивается, но я вроде успела отвести взгляд…или нет? Непонимающе смотрит, чуть усмехается. — Так и будешь в образе пост апокалипсиса стоять или пойдешь мыться?
— Когда хочу, тогда и пойду! — показываю язык и гордо выхожу, а в спину прилетает медовое:
— Аккуратней с язычком, могу укусить.
Хорошо, он не видит мои пылающие щеки и не слышит оглушительный грохот сердца, как только я запираюсь в ванной.
— Это просто мой принц Эрик! Все как обычно! Я командую, он верно подчиняется! — убеждаю себя шепотом, когда задница, как бы между прочим, скучающим голосом уточняет:
— Ага, ага, ладно. Ты лучше скажи, избавляться от шервудского леса будешь? Или пускай твой Робин поплутает впотьмах?
Фу ты ясное море… эпиляция.
Глава 36
Когда я при полном параде шлюшки-соблазнительницы выхожу из ванной и с тахикардией иду в комнату, меня встречает удивительно трогательная и на редкость возмутительная картина под называнием «Сон принца Рафиковича в летнюю ночь.» Лежит его величество на кровати, в ус не дует, голова наклонена немного влево, рот слегка приоткрыт, рядом на простыни валяется сотовый. Принц охреневше-не дождавшийся сладко спит.
Оскорблённое негодование вспыхивает во мне лишь на секунду, а затем бесследно исчезает. Нажимаю на выключатель, расположенный с левой стороны стены, на цыпочках бесшумно подхожу к спящему красавчику, опускаюсь рядом на пол и, встречая поцарапанными коленями мягкий коврик, морщусь от неприятного зуда. Коридорного света хватает, чтобы наблюдать за мужественным и одновременно кажущимся столь беззащитным прекрасным лицом.
Это далеко не первый раз, когда я тайно любуюсь сном титулованного товарища. Первый раз он заснул у меня в комнате, когда мы учились в восьмом классе. Пришел ко мне после занятий по борьбе, и мы несколько часов готовились к контрольной по алгебре, точнее, он самонадеянно пытался вдолбить в меня знания. К чему были эти бесплодные попытки мне неведомо, ведь я обладала отличной способностью списывать. Помню, вышла принести нам еды, а, вернувшись, обнаружила горе-препода лицом на тетради. Манера «засыпаю без комплексов», однозначно, его сильная сторона. В сердцах тогда подумала — слабак! — но дотронуться до его волос хотелось так же сильно, как и сейчас.
Или, когда он вырубался в кресле, а я накрывала его одеялом, чмокнув в щеку заботливой подружкой — он ни разу не просыпался! Ни разу, тундра непроходимая…
Тихо встаю на ноги, собираясь отойти, как его рука хватает мою и резко тянет на себя. От неожиданности, ойкаю и падаю на кровать, оказываясь в крепких и теплых объятиях.
— Ты чего так долго? — заспанно мычит друг в ухо, прижимая меня плотнее и деловито накрывая нас одеялом.
Чуть не открыла новые методы самоубийства — тянет признаться, — не думала, что безопасная бритва может быть столь опасна в некоторых местах…
— Смывала с себя переживания.
— Больше никаких переживаний. — уверенно шепчет мужское дыхание, отчего мурашки разгоняются и начинают предвкушающее кружиться в танце. Сердце с новой силой разгоняет кровь, а я плавлюсь от жара его тела и окутывающего мое сознание запаха леса. — Спи.
— Спать? А как же… — разочарованно начинаю, но вовремя прикусываю язык, который, как и всегда, не привык помалкивать.
— Что? — правая рука Эрика забирается под футболку и начинает неспешно гладить мою спину, провоцируя томительные импульсы по коже. Но в его голосе чрезвычайно отчетливо слышны довольные нотки, чтобы крейсер аврора так просто сдалась.
— Еда. — с придыханием, словно признаваясь пище в сексуальном рабстве, произношу я.
Эрик шумно выдыхает и впечатывает меня в себя еще плотнее, при этом прокладывает одеяло на пути к своему колосочку, лишая меня возможности понять, есть ли движение на Эльбе…
— Курьер в пути. А сейчас спи. — ласково произносит, а потом сухо добавляет, бесчувственно выключая музыку на дискотеке моих озабоченных мурашек. — Сегодня ничего не будет.
И вроде надо быть девой несмышленкой, похлопать ресницами, несколько раз упасть в обморок от столь топорно-отбрыкивающихся намеков, возмутиться, дать смачного леща, спихнуть с кровати, проклясть, наконец, но это все не про меня… Крейсер Аврора забыла про свои гордые замашки и высказывается оскорбленно и обиженно:
— Это еще почему?
— Потому что официально ты сейчас в отношениях. Ты помолвлена.
— Ты шутишь?
— Нет. Мы все сделаем правильно.
— Поняла! — резко отталкиваю его, встаю с постели и, громыхая босыми ногами, иду на кухню.
С яростью судного дня открываю дверцу холодильника и стараюсь успокоить гнев, отражающийся в интенсивном дыхании. Мне не хочется ни есть ни пить, ни спать, хоть бесконечный день должен был истощить все силы. Меня колотит от злости и осознания — он не горит, не чувствует всего того, что ощущаю я. Его пыла хватило только на поцелуй? Может вот так спокойно отключиться, тогда как меня накрыл неизведанный колпак безумства? Или так со всеми, кто никого не хотел лет так до двадцати двух? Организм выходит из-под контроля и тебя бахает до такой степени, что щепки летят, а весна из всех проемов огнем затапливает… А он, бесчувственный дроволом, может довольствоваться поглаживанием спины и сном. Поцеловал один раз, сгреб почву из-под моих ног, лишил меня пофигистичного иммунитета и его отпустило? Потому колосочек прячет…! нет там ни движения, ни ветра… Ведь мужчина должен идти напролом, смять тебя под себя, наплевав на все, разве не так… Подыхает он, как же… Лишь бы поспать…
Тоже мне страдалец…
Слышу приближающиеся шаги, но даже не думаю повернуться, когда тёплая рука ложится на мой живот, а губы Эрика ласково целуют в ушко, заставляя предательские мурашки настороженно повздыхать на коже.
— Изучаешь свой пустой холодильник?
— Да!
— Я заказал твою любимую пиццу, скоро будет. — участливо шепчет и плотнее приобнимает сзади. Тело вероломно плавится, несмотря на гнев. Когда я стала слабовольной, йорик…
— Обойдусь.
— Так, ладно. Что тебя выбесило?
— Не важно.
— Скажи мне. — ласково требует медовый голосок.
— Ты меня совсем не… — начинаю запальчиво, но не могу закончить. Слово застревает в горле, отказываясь встречаться с неизвестностью и темнотой кухни.
— Не, что? — не знаю, когда мой принц успел превратиться из послушного няшика в коварного змея, но его голос красочно расписывает произошедшие изменения. С грохотом закрываю дверь холодильника.