Надя поднесла к ее спине небольшое зеркало.
Люська крутанулась, пытаясь что-либо рассмотреть в маленьком зеркале, затем взяла маленькое зеркало в свои руки и повернулась спиной перед зеркалом.
Осмотр ее удовлетворил, и она расцвела в улыбке. Но, видимо совесть что-то сказала ей укоризненное, и она спохватилась, и глядя на потертые джинсы Нади, с сожалением вздохнула:
— Да, а у тебя наряд — того…
— Что — того? — не поняла Надя.
— Не очень… В таком наряде нельзя идти на выпускной — все же память на всю жизнь, — попыталось помягче объяснить Люська, и задумалась: она понимала, что её подруге негде взять новое платье. Но решение пришло в её голову мгновенно. — Давай я тебе дам свое платье.
Она открыла дверцу шифоньера и щедро предложила:
— Выбирай любое.
Надя улыбнулась.
— Так твои платья слишком велики мне.
— Ничего, счас подошьем, — засмеялась Люська. Казалось, что перед ней не было нерешаемых задач.
— Спасибо, — поблагодарила Надя. — Но не надо. У меня есть свое платье.
— Сарафан твой не пойдет. Впрочем, как хочешь, — сказала Люська и выбежала из комнаты.
Пока её не было комнате, Надя надела платье, и с удовлетворением отметила, что платье сидело, как будто сшито на нее. Тогда, Надя надела туфли и, подаренные матерью, украшения.
В этот момент в комнату вошла Люська. Увидев Надю в наряде, она всплеснула руками.
— Однако шикарное платье!
Надя повернулась к ней, и Люська, увидев украшения на ее шее и серьги в ушах, просто онемела. Когда она пришла в себя, потребовала объяснений.
— Надька, колись — откуда все это у тебя?
Она охнула:
— Неужели…
Надя покраснела.
— Да ты что!
Люська предположила:
— Жених подарил?
— Какой еще — «жених»?
— Ну, типа, Алексей Борисович.
Надя фыркнула с негодованием.
— Вот именно, что — «типа». Таких женихов поганой метлой гнать надо.
Люська согласилась:
— Грязный козел он… но как раз у таких деньги и водятся.
— Лучше я умру, чем продамся за деньги. — проговорила Надя и нервно засунула старую одежду в пакет.
— А откуда у тебя все это?
— Фея подарила, — насмешливо проговорила Надя.
— Так ты — Золушка?
— Но ведь должно же когда-то везти и мне? — сказала Надя.
— Должно, — согласилась Люська и снова вцепилась в Надю. — Ну, так откуда это богатство? Неужели ты не скажешь своей лучшей подруге.
— Клад нашла, — уклончиво ответила Надя.
Но хотя это и было правдой, Люська не поверила и обиженно надула губы.
— От лучшей подруги таишься?
— Я не таюсь, — сказала Надя, — просто объяснять долго, короче — это вещи матери. Я их нашла на чердаке.
Люська покачала головой.
— Тогда в таком виде тебе лучше не попадаться на глаза Наташке — сожрет! А вещи отберет… или украдет… и пропьет.
— Знаю, — сказала Надя. — Потому и сторожусь.
Закончив с одеванием, девчата отправились в школу. Школа находилась в другом поселке, побольше, чем родная деревня Нади, до которого было километра три: это, если идти напрямую через лес по тропинке, а по дороге все десять.
Школа представляла собой двухэтажное здание из глиняного пропеченного кирпича. Строилась школа лет сто назад. За это время кирпич налился темной багровой силой, стал твердым как закаленная сталь. Как-то школу захотели снести, чтобы на ее месте поставить новое здание. Возились с неделю, — лом стены не брал, оставлял лишь едва заметные царапины, тогда пригнали тяжелую технику. Успокоились только, когда бульдозер сломал тяжелый отвал.
А затем пришли другие времена, и стало не до новой школы, тем более что поредели и ряды школьников.
Тем не менее, хотя выпускников было всего десять человек, процедура выпуска происходила «как положено». Сначала всех собрали в спортивный зал, в который принесли деревянные лавки, а перед ними поставили стол, покрытый зеленым сукном. Для торжественности на «шведских стенках» развесили нарисованные учителем рисования плакаты на ватмане с яркими надписями гуашью вроде — «Молодым у нас везде дорога». Или — «Счастливого пути». Это наводило на мысль о вокзале, но никого это не смущало, так как плакаты все-равно никто не читал.
Кроме самих выпускников пришли родители и родственники, — братья, сестры, — некоторых из них. Раскрасневшиеся, кто-то на радостях уже пропустил «пятьдесят грамм», они с гордостью смотрели на свои взрослые чада.
Надя позавидовала им, — Наташке-то выпуск значил только то, что Надю можно выгодно продать замуж, а отцу спасибо уже за то, что увел её, и где-то под сердцем Нади шевельнулась горькая обида. Но тут из двери вышла директорша с процессией учителей. У секретарши, которая шла рядом с директором, в руке виднелась жиденькая стопка дипломов, и Надя забыла о своей обиде.