Король задумался и с минуту молчал. Лицо его выражало все возраставшую душевную боль и тревогу. Но в голосе его, когда он заговорил, звучала надежда.
— Быть может, он помешался на одной этой мысли, и его разум остается попрежнему ясным, когда он обращается на другие предметы. Пошли, господь, чтоб это было так! Мы испытаем его.
Он задал Тому вопрос по-латыни, и Том с грехом пополам ответил ему латинскою фразою. Король был в восторге и не скрывал этого. Лорды и врачи также выразили свое удовольствие.
— При его образовании и способностях, — заметил король, — он мог бы ответить гораздо лучше, однако этот ответ показывает, что его разум только затмился, но не поврежден окончательно. Как вы полагаете, сэр?
Врач, к которому были обращены эти слова, низко поклонился и ответил:
— Ваша догадка верна, государь, и вполне согласна с моим собственным убеждением.
Врач низко поклонился.
Король был, видимо, рад этому одобрению, исходившему из уст знатока, и уже веселее продолжал:
— Хорошо! Следите все. Мы будем экзаменовать его дальше.
И он предложил Тому вопрос по-французски. Том с минуту молчал, смущенный тем, что все взгляды сосредоточились на нем, потом произнес застенчиво:
— С ваш его позволения, сэр, мне этот язык незнаком.
Король откинулся назад, на подушки дивана. Несколько слуг бросились к нему на помощь, но он отстранил их и сказал:
— Не тревожьте меня, — это минутная слабость, ничего больше. Поднимите меня! Вот так, достаточно! Поди сюда, дитя; положи бедную больную голову на грудь твоего отца и успокойся! Ты скоро поправишься: это мимолетная причуда воображения, это пройдет. Не пугайся! ты скоро будешь здоров.
Затем он обратился к остальным, и лицо его из ласкового мгновенно стало грозным, а в глазах заиграли молнии.
— Слушайте, вы все! Сын мой безумен, но это помешательство временное. Оно вызвано непосильными занятиями и слишком замкнутой жизнью. Долой все книги, долой учителей! Забавляйте его играми, развлекайте полезными забавами на открытом воздухе, это восстановит его здоровье!
Король приподнялся еще выше на подушках и продолжал энергично:
— Он безумен, но он мой сын и наследник английского престола, и, в здравом уме или сумасшедший, он будет царствовать! Слушайте дальше и разгласите это повсюду: всякий, говорящий о его недуге, посягает на мир и порядок Британской державы и будет отправлен на виселицу!.. Дайте мне пить! я весь в огне: горе подрывает мои силы. Так. Возьмите прочь эту чашу! Поддержите меня! Так, хорошо! Он сумасшедший? Так что же? Будь он тысячу раз сумасшедший, все же он принц Уэльский, и я, король, дам этому публичное подтверждение. Нынче же он будет утвержден в своем королевском сане с соблюдением всех формальностей и старинных обычаев. Повелеваю вам немедленно приступить к делу, милорд Гертфорд!
Один из лордов склонил колено перед королевским ложем и сказал:
— Вашему королевскому величеству известно, что наследственный гофмаршал Англии заключен в Тауэр. Не подобает заключенному…
— Замолчи! Не оскорбляй моего слуха ненавистным именем. Неужели этот человек будет жить вечно и вечно стоять преградой моим желаниям? Неужто же принцу оставаться не утвержденным в своем сане потому только, что в Англии нет маршала, не запятнанного изменой, достойного возвести его в этот сан? Нет, клянусь всемогущим богом! Предупреди мой парламент, чтоб он вынес смертный приговор Норфольку раньше, чем взойдет солнце; иначе он жестоко поплатится! [9]
— Королевская воля — закон! — сказал лорд Гертфорд и, встав, вернулся на прежнее место.
Выражение гнева мало-помалу исчезло с лица короля.
— Поцелуй меня, мой принц! — сказал он. — Вот так. Чего же ты боишься? Ведь я твой отец, я люблю тебя.
— Ты добр ко мне, недостойному, о могущественный и милосердный государь; это, поистине, так. Но… но меня удручает мысль о том, кто должен умереть ради…
— А, это похоже на тебя, это похоже на тебя! Я знал, что сердце у тебя осталось прежнее, хотя рассудок твой и поврежден; у тебя всегда было доброе сердце. Но этот герцог стоит между тобою и теми почестями, которые тебе надлежит получить. Я назначу на его место другого, кто не запятнает своего высокого сана изменой. Успокойся, мой добрый принц, не утруждай напрасно своей бедной головы этим делом…
— Но я ускорю его смерть, мой повелитель? Как долго мог бы он прожить еще, если бы не я?
— Не думай о нем, мой принц! Он недостоин того. Поцелуй меня еще раз и вернись к твоим весельям и радостям! Моя болезнь измучила меня; я устал; мне нужен отдых. Иди с твоим дядей Гертфордом и с твоей свитой и приходи снова, когда тело мое подкрепится отдыхом!
Том вышел из королевской опочивальни с тяжелым сердцем, так как последние слова короля были смертным приговором надежде, которую он втайне лелеял, — что теперь его отпустят на свободу. И снова он услыхал жужжание тихих голосов: «Принц, принц идет!»
Чем дальше он шел между двух рядов блестящих, низко кланявшихся ему придворных, тем больше он падал духом, сознавая, что он здесь пленник и, может быть, вовек не вырвется из этой раззолоченной клетки.
И, куда бы он ни повернулся, везде ему чудилась летящая в воздухе отрубленная голова и врезавшееся ему в память лицо великого герцога Норфолькского, с устремленным на него укоризненным взором.
Его мечты были так сладостны, а действительность оказалась так мрачна и ужасна!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Том получает инструкции.
Тома привели в парадный зал и заставили сесть. Но ему было очень неловко сидеть, так как кругом стояли пожилые и знатные люди. Он попросил их, чтобы они тоже присели, но они только кланялись в знак благодарности и продолжали стоять. Он повторил свою просьбу еще раз, но его «дядя», граф Гертфорд, шепнул ему на ухо:
— Прошу тебя, не настаивай, милорд: не подобает им сидеть в твоем присутствии.
Доложили о приходе лорда Сент-Джона. Поклонившись Тому, лорд сказал:
— Я прислан королем по секретному делу. Не угодно ли будет вашему королевскому высочеству отпустить всех, находящихся здесь при вас, за исключением милорда графа Гертфорда?
Лорд Сент-Джона поклонился.
Заметив, что Том как будто не знает, как отпустить придворных, Гертфорд шепнул ему, чтобы он сделал знак рукою, не утруждая себя речью, если у него нет желания говорить.
Когда свита удалилась, лорд Сент-Джон сказал:
— Его величество повелевает, чтобы, в силу важных и глубоких государственных соображений, его высочество принц скрывал свой недуг, насколько это в его власти, пока болезнь не пройдет и принц снова станет таким, каков он был прежде. Король повелевает, чтобы принц ни перед кем не отрицал, что он истинный принц, наследник английского престола, чтобы он всегда соблюдал свое высокое княжеское достоинство и принимал без всяких возражений знаки повиновения и почтения, подобающие ему по праву и древнему обычаю; чтобы он перестал рассказывать кому бы то ни было о своем низком происхождении и низкой доле, ибо эти рассказы суть не что иное, как болезненные измышления его переутомленной фантазии; чтобы он прилежно старался воскресить в своей памяти знакомые ему лица, и в тех случаях, когда это не удастся ему, пусть он хранит спокойствие, не выказывая и тени удивления или иных признаков забывчивости; во время же парадных приемов, если он будет в затруднении, не зная, что говорить или делать, пусть не выказывает он беспокойства перед любопытными, но советуется с лордом Гертфордом или со мною, его покорным слугой, ибо граф и я специально для этого к нему приставлены и будем всегда под рукою, пока не будет отменен приказ короля. Так повелевает его величество король, который шлет привет вашему королевскому высочеству, моля бога, чтобы он по своему милосердию послал вам скорое исцеление и сохранил вас отныне и навеки.
9
Дни короля были в это время уже сочтены. Боясь, что Норфольк ускользнет от него, он изъявил палате общин желание, чтобы она ускорила приговор. Предлогом послужило королю то, что Норфольк занимал должность обер-гофмаршала, и необходимо было назначить на его место другого ввиду предстоящей церемонии возведения в королевское достоинство принца Уэльского. (