— Либо за четыре месяца я отстал от жизни, либо тут все по-другому, — вздохнул Мукуро, скучающе вертя в руке бутылку с виски.
— “По-другому”? А ты, что, в параллельной вселенной жил? — хмыкнул Гокудера, непонятно как расслышавший его ворчанье через грохочущую попсовую музыку.
— Можно сказать и так. — Этого Гокудера уже точно не услышал, да и желанием прислушиваться, вроде бы как, не горел.
К стойке подплыла небольшая группа хихикающих растрепанных девиц, и они принялись за работу. Это даже было приятно: обслуживать симпатичных девушек, кокетливо строящих глазки и не пытающихся лишний раз набить себе цену. Они, казалось, были здесь завсегдатаями, болтали с внезапно милым Гокудерой и разводили на свидание Мукуро, закидывая его удивленно-восхищенными комплиментами и радостью от того, что пришел кто-то новенький. Они не навязывались, вовсе нет, просто веселились и, словно ненароком, флиртовали. Мукуро никогда не говорил с девушками настолько беззаботно и легко, как в этот вечер, никогда не отвешивал столько незаурядных комплиментов и никогда столько не улыбался, хотя и был любителем широких ухмылок. Стало даже немного грустно, когда они, отодвинув опустевшие бокальчики, снова убежали на танцпол.
Хаято тут же принял свой обыкновенно-раздражительный вид и уселся на стул, вновь потягивая пиво.
Мукуро же, пребывая в отстраненном состоянии необыкновенной эйфории, просто тупо пялился на танцующих, терзаемый желанием присоединиться к ним. Такой приятный мазохизм получится, если остаться на этой работе. Вроде бы и настроение хорошее, и общение довольно приятное, а смотришь все равно со стороны. Это как диабетик, перед которым поставили блюдо со сладостями, есть нельзя, но аромат чувствуется, и вид тортиков услаждает глаз.
Пожалуй, в таком клубе Мукуро бы тоже смог оторваться без наркотиков и алкоголя.
— Ого! — вырвал его из приятных размышлений смутно знакомый мужской голос.
— Да, что будете… — окончание будничной рабочей фразы застряло в горле, как только он обернулся к говорившему.
— Спейд, какими судьбами?
Гокудера уже направлялся к ним, почему-то натянув на лицо не самую милую ухмылку из своего крохотного набора улыбок. А Сато Мики — один из самых ублюдочных знакомых Мукуро в его прошлой жизни — улыбался так, будто ему в руки безвозмездно приплыл чемодан с миллионом евро.
— Я в уборную, прикрой, — скороговоркой выпалил Мукуро, перемахивая через стойку и утягивая Сато за собой. Не хватало еще, что Гокудера, яро его недолюбливающий, узнал о том, что он Спейд.
Едва они втиснулись в толпу, Сато брезгливо отдернул руку, а неприметный до этого телохранитель схватил Мукуро за руку, выворачивая ее за спину.
— Отпусти, а не то пожалеешь, — процедил Рокудо, когда его притащили в туалет и предусмотрительно заперли изнутри дверь.
— Очень страшно, — едко хмыкнул Сато, обходя его и вставая прямо перед ним. — Так уж и быть, Тони, можешь его отпустить.
Мужчина безропотно отпустил Мукуро и отошел к двери, специально или невзначай встав в тени — там, где не работала лампочка. Воцарилось молчание. Сато просто смотрел на него с примесью любопытства и презрения, а Рокудо стоически пялился в ответ, раздраженно и неприязненно, как смотрел и раньше. Вот только тогда они были на равных, а сейчас пропасть между ними казалась просто невозможно широкой: Сато, в прикиде от популярного среди золотой молодежи дизайнера, небрежная модная прическа и самоуверенный донельзя взгляд, и Мукуро — в форме бармена низкопробного клуба, пытающийся выглядеть так же высокомерно как раньше. Жалкое зрелище, и даже сам Мукуро это прекрасно понимал.
— Значит, слухи оказались правдой. Бесподобно, — наконец расхохотался Сато, вдоволь оглядев новый видок своего неприятеля. — А твой отец все говорит, что ты в Америку подался, собрался в Гарвард поступать. Вижу теперь, в какой Гарвард ты уехал.
Мукуро усмехнулся. А отец молодец, невольно подал одну идейку.
— Не нуждаюсь в сочувствии папенькиного сынка, — снисходительно заявил Мукуро, небрежным одернув воротник белой рубашки.
— Кто бы говорил, Спейд. Выпер тебя, наконец-то, твой неудачник-папашка, понял, что деньги все из-за тебя в трубу вылетают. Ха, а ведь такой крутой был, как помню. Вспомнишь, и сразу…
— Выпер? — перебил его Рокудо, скучающе переведя взгляд с какой-то неприличной надписи на стене на его лицо. — Какая чушь. Сам выдумал? — он подошел ближе, так, что их лица находились настолько близко, что подайся кто-нибудь из них вперед, то их носы столкнуться друг с другом. — Я ушел из дома, потому что хочу добиться всего сам. Потому что не хочу зависеть от щедрой руки отца. Потому что я знаю, что могу сделать все сам. — Мукуро похлопал его по плечу и шепнул на ухо. — В отличие от некоторых.
— Думаешь, я поверю в эту ерунду? — раздраженно фыркнул Сато, отшатываясь от него. — Ты… Ты же просто выпендрежник, сорящий деньгами направо и налево. Какое, нафиг, “добиться сам”?! Ты вдруг решил удрать из-под отцовского крыла в нищебродский клуб, зарабатывать миллионы барменом?! Не смеши меня! Ты обычный избалованный папенькин сыночек, обласканный заботой и деньгами, такой же, как и все мы, а теперь ставишь себя выше нас? Если бы ты сбежал, а не тебя выперли, то Кен не ходил бы как побитая собака и не материл твоего отца всеми последними словами.
— Закончил? — невозмутимо ответил на такую эмоциональную тираду Мукуро. — Думай, что хочешь. Мне твое мнение побоку. Впрочем, как и всегда.
— Говоришь, как оборванец. С кем поведешься, да, Спейд? Прошло всего ничего, а ты уже ничем не отличаешься от серой массы. От тебя пахнет дешевым мылом и дешевым алкоголем, ты дешево одет, ты дешево выглядишь и работаешь подавальщиком в занюханном клубе. Сбежал ты, или тебя выгнали, неважно. Ты все равно стал неудачником, какими бы высокопарными словами ты тут не кидался. Ты скатился в самый низ и тебе здесь нравится, судя по идиотской улыбке на лице, когда ты стоял за баром. И, знаешь, ты очень органично смотришься здесь. Тебе тут самое место.
— Что же, — Мукуро пожал плечами, — вижу, тебя не переубедить. Ты можешь думать все, что захочешь. Мне, повторюсь, все равно. Приятно, что ты уделил никчемному мне столько своего драгоценного времени. А теперь прошу простить меня, мне нужно “зарабатывать миллионы”.
Он развернулся и направился к двери, чувствуя, как заволакивает глаза пелена бешенства. Ему нужно побыстрее убраться отсюда, иначе он не сдержится и вырвет этому зарвавшемуся ублюдку язык. Сато всегда его недолюбливал: из-за их родителей, неприкрыто враждующих между собой, из-за большей успешности Мукуро в учебе и налаживании связей, из-за многого. Поэтому вполне понятно его счастье нынешнему положению своего, можно сказать, врага. И от этого становилось противнее вдвойне.
Едва за ним закрылась дверь, и по ушам шарахнула громкая музыка, Мукуро громко выругался и прижал вспотевшие ладони к горящему лицу. Ему ничего не стоило врать и строить из себя самоуверенного рискового парня, но сейчас его просто била дрожь. Не от страха, что Сато растреплет всем бывшим знакомым о его пошатнувшемся положении в обществе, не от ощущения униженности. Скорее, от омерзения.
К самому себе.
Как бы он не хотел, но слова Сато произвели на него огромное впечатление. Словно он впервые взглянул на себя в зеркало.
Рядом терлись полуобнаженные тела, била по ушам музыка и рябило в глазах от пульсирующего мигания стробоскопов. В ярких вспышках моргающих ламп ему всюду мерещились смеющиеся над ним лица.
Какого черта он делает здесь? Как ему могло нравиться здесь? Эти люди — они же отбросы. Наследственные неудачники по жизни, которые приходят в клуб, чтобы забыться от своего жалкого существования в мире, где они всего лишь ненужная грязь под ногтями. Поэтому им не нужно ничего для того, чтобы отрываться — само появление здесь — есть для них наркотик.