— О? — Алауди, подняв бровь, взглянул на Мукуро, который тут же высокомерно отвернулся.
— Я даже наручники взял.
— Даже не хочу знать, для чего они тебе понадобятся, — дергая глазом, пробормотал тот.
— Те, которые мы купили в прошлый раз? — спросил Алауди, ухмыляясь.
— Нет, я пытался ими сковать своего друга, но они поломались. Никак травоядные делали.
Алауди со смешком снова посмотрел на Мукуро.
— Нет, это не про меня, — ответил Рокудо, без слов поняв насмешливый взгляд. Алауди кивнул, явно не поверив, и вернул свое внимание Хибари.
— Согласен. Они очень хлипкие. Я вот вчера пристегнул ими одного человека, и они тоже развалились. Пришлось обходиться веревкой.
— Бондаж?
— Не так затейливо. Но близко.
Это… это же он сейчас не о себе и… отце? Или…
Мукуро почувствовал приступ тошноты. Перед глазами вновь встала картина, где отец, схватив Алауди за лицо, пытался его засосать.
— Меня сейчас вырвет… — пробормотал он, отталкивая Хибари и убегая в квартиру. Кажется, Кея его окликнул, но Мукуро проигнорировал его, прячась в ванной комнате. Он был в полнейшей растерянности. Какого черта приперся этот клоун? Зачем Хибари собрался его допрашивать? Из-за того, что Мукуро сказал, что тот соврал об их интимном прошлом, которого действительно не было? А что, если Алауди хочет все рассказать, чтобы он вернулся домой? Может, его вообще отец послал? Азаза, что делать-то?
— Ну, мы пошли! — крикнул Хибари.
— Нет, даже не думай! — заорал Мукуро в ответ и, чуть не выбив с петель дверь, вылетел наружу.
Хибари удивленно воззрился на него, а Алауди за его спиной скучающе разглядывал свои руки.
— Не стоит оставаться наедине с этим извращенцем, — сказал Мукуро, с презрением глядя на своего бывшего охранника.
— Ты говорил, что не был его любовником.
— Нет, потому он и мстит мне, подавая лживые заявления в полицию.
— Ты говорил…
— Мало ли что я говорил! Мне просто было стыдно. — Мукуро пригнулся к нему и зашептал на ухо: — На самом деле он педофил еще тот.
— Мне почти двадцать, — каменным голосом сообщил Хибари.
— Но выглядишь же на тринадцать. Уж извини.
Хибари уставился на него своим неподражаемым тяжелым взглядом и развернулся.
— В конце концов, ты умрешь забитым до смерти, травоядное, — бросил он. Алауди оторвался от своего увлекательного занятия и без особого интереса посмотрел на них. Мукуро жестами показывал ему, что с ним будет, если он скажет Хибари про него хоть слово.
— Я не понимаю язык жестов, — фыркнул Алауди. — У меня не так много времени, так что, может, поедем уже на допрос?
— Обязательно. Всего пара вопросов.
Мукуро накинул куртку на голое тело и влез в ботинки, наспех заправив штанины внутрь них, чтобы пижамные брюки не так бросались в глаза. Когда он, закрыв дверь, нагнал их, они уже стояли у автомобиля.
— Много зарабатываешь? — подозрительно спросил Хибари, оглядывая сверкающие бока машины.
— Достаточно, — щелкнула сигнализация. — Раз уж допрос неофициальный, может, проведем его в отеле?
— А там свечи и латексные костюмы, — хмыкнул Мукуро. — Нет уж, поедем в участок.
— А ты нам зачем? — одновременно обратились к нему обе его головные боли.
— Мне все равно делать нечего. А так хоть попрактикуюсь в допрашивании, может, на работу к тебе устроюсь, — пожал плечами Рокудо, уже садясь на переднее сидение.
— Чтобы я терпел тебя еще и в участке? Нет уж, нахрен ты там не сдался.
— А это решать отделу кадров.
Хибари и Алауди обменялись понимающими взглядами и сели в автомобиль.
— Выкинешь что-нибудь, и я расскажу отцу про то, что ты приставал к моему… к Хибари, — прошептал Мукуро, наклоняясь к Алауди так, будто увлеченно копается в аудиосистеме. — С красочными подробностями и выдуманными байками — ты знаешь, что я умею это.
Алауди улыбнулся, не глядя на него, и завел мотор.
— Значит, отель? — переспросил он. Кея пожал плечами, ерзая на непривычно мягком кожаном сиденье, а Мукуро тихо ругнулся. — Пугать научись, сосунок, — тихо ответил ему Алауди, разглядывая в зеркале заднего вида Хибари.
Весь оставшийся путь они проехали в гробовом молчании. Алауди вел машину и изредка поглядывал на Мукуро, сам Мукуро с деланным равнодушием смотрел в окно, теряясь в догадках и способах себя не раскрыть, если Алауди попытается его сдать, а Хибари просто сидел на заднем сиденье, глядя прямо перед собой.
Именно сейчас появилось тоскливое чувство. Ясно же, что Алауди приперся не просто так. Он никогда не ходил на допросы, игнорируя все повестки (коих немалое количество приходило регулярно), обычно допросы приходили к нему сами. Раз уж он явился собственнолично, значит, что-то хочет сделать… или сказать. Может, Мукуро должен быть сейчас и рад, что его пытаются вернуть домой, но…
Он обернулся и посмотрел на Хибари. Тот послал ему воздушный поцелуй, и Алауди усмехнулся, задорно взглянув на Мукуро.
Да… ему определенно не будет хватать таких моментов. Таких, как сегодня утром… Или даже таких, как сейчас. Поначалу ему казалось, что он попал в сумасшедший дом. Его пугали новые люди, которые не стеснялись делать отрыжки и отпускать скабрезные шуточки. Он с трудом ел эти рамены быстрого приготовления и пресный рис; брезговал одеваться на рынке и закупаться в общедоступных магазинах, и ему совершенно точно не нравились домогательства другого парня, но… Он либо сошел с ума вместе со всеми, либо просто тупо привык, но возвращаться домой… Нет, хотелось по-прежнему, но не сейчас.
«Ненавижу таких. Детишек богатеньких родителей».
Одна эта фраза перекрывает все их общение после раскрытия правды.
— Приехали.
Хибари вышел первым. Мукуро посмотрел в окно и вздохнул.
— Ну мам, ты серьезно? — протянул он, прочитав яркую вывеску и увидев у входа девицу в ярком шлюховатом прикиде, зазывающую людей в отель.
— Давай вылазь, идиота кусочек, — ткнул его в плечо Алауди и вышел.
Милая, но жутко накрашенная девушка на ресепшене даже не удивилась тому, что в лав-отель приперлось три мужчины, зато придралась к Хибари, чем вызвала неописуемый восторг со стороны Мукуро, который завалился на стойку и неудержимо принялся смеяться.
— Мне через пару месяцев исполнится двадцать. Сюда, насколько я знаю, пускают даже школьников.
— Старших классов, — уточнила вежливо она, и тут даже Алауди не сдержал смех.
Хибари с непроницаемым лицом достал полицейское удостоверение и показал его, не обращая внимания на хихикающих спутников. Девушка покраснела и стала рассыпаться в извинениях, сделала скидку на номер и быстро выдала ключи.
— Иногда полезно быть похожим на грудничка, — заметил Мукуро.
— Лучше, чем быть ананасом, — парировал тот, проходя вперед них к лифту.
— Ананасом, — тихо посмеялся Алауди, дергая оного за торчащие на затылке волосы.
— Веди прилично себя, женщина, — сурово шикнул Мукуро, отдергивая голову, но чуть не оставил скальп в его руке.
— Что, прости? — с доброй улыбкой спросил Алауди.
— Отпустите, пожалуйста, сэр.
Хибари нажал на кнопку вызова лифта и повернулся к ним. Алауди успел быстро убрать руку, а Рокудо недовольно пригладил волосы, враждебно глядя на него.
— Итак, что вы хотели у меня спросить? — поинтересовался Алауди, когда они вошли в кабину и поехали вверх. При этих словах он приобнял Хибари за плечи, чуть склоняясь к нему. Кея усмехнулся, не протестуя.
— Для начала заметить, что поступила на вас жалоба.
— Ммм? И что можно сделать с этим? — протянул Алауди. Мукуро безумно захотелось вырвать ему позвоночник.
— Решим, — тем же проникновенным тоном ответил Хибари и тоже пал жертвой его недовольства.
— И после этого людей уверяют в том, что полиция неподкупна! — возмущенно воскликнул Мукуро. — Готовы ради кусочка дряблого старческого тела все преступления покрыть.
— Дряблого? — вскинул брови Алауди.