Выслушав его, подняли подсудимых. Гокудера злобно огрызнулся, за что получил предупреждение, и отказался от дачи показаний. Ямамото повторил за ним, а вот Тсуна согласился отвечать на вопросы, несмотря на протесты адвоката.
— Все от начала до самого конца придумал я, — ровным спокойным голосом произнес он, старательно избегая пристальных взглядов Деймона и Мукуро. Словно объяснялся перед всеми теми людьми, что сидят в зале и с интересом наблюдают за процессом. — Как только ко мне во дворе подошел Деймон-сан, я почти в тот же момент понял, что мне нужно делать. Мне даже не пришлось слишком притворяться, чтобы расположить его к себе. У меня была всего одна преграда в лице Мукуро, но я не очень волновался по этому поводу, потому что считал его… устранение легким делом.
— Когда вы решили посвятить своих друзей — ныне подсудимых — в свои планы? — спросил прокурор, неуклюже крякнув.
— Когда меня официально усыновили. Чтобы заранее не вводить их в заблуждение. Оказалось, что они и сами думали о том же, но боялись мне сказать. Они… они хотели… нет, они думали, что мне нужна настоящая семья. Но у меня уже была настоящая семья, так что я даже колебаться не стал. Хибари-сану тогда стало лучше, он поступил в колледж, стал работать. — Тсуна чуть покраснел, будто от удовольствия, и тепло улыбнулся, потерев пальцем щеку. — Мы тогда тоже уже работали, пытались достать деньги своими силами, но это было слишком медленно.
— Сколько именно вам требовалось собрать?
— Чуть менее трехсот тысяч евро, — не моргнув и глазом, ответил Савада.
— Почему вы не попросили приемного отца помочь, вместо того, чтобы пытаться его убить?
Тсуна замер, робко глянул на Деймона и отвернулся, поджимая губы.
— Потому что я знал, что это ничего не даст. Я все же был не родным, к тому же, Деймон-сан не одобрял благотворительность. Потому что…
— Я не вкладываю деньги в то, что не приносит мне доход, — закончил за него Деймон, прерывисто вздыхая. Мукуро беспокойно взглянул на него: видно было, что его отца гложет чувство вины и, быть может, даже стыда. — Я… я не дал бы, это правда.
Тсуна кивнул, по-прежнему опустив голову, а прокурор деликатно кашлянул.
— Прошу не встревать в допрос подсудимого, пожалуйста, — попросил он. — Продолжайте, — обратился он снова к Саваде.
И тот рассказал о том, как попросился на свежий воздух, зная, что за городом находится вилла, охраняемая лишь сигнализацией и пожарной тревогой. По дороге, помня разговор Мукуро об интимных отношениях между Алауди и Деймоном, спровоцировал ссору, ляпнув, будто бы случайно, про то, как Алауди популярен среди женщин и активно пользуется этим. А потом, когда они приехали на виллу, оставил раздосадованного Деймона и сбежал на реку, ближе к деревне, ожидая, что его друзья закончат все без него. И они закончили. Почти.
Он говорил так четко и спокойно, почти не запинаясь, что Мукуро хотелось схватить его за ворот и встряхнуть хорошенько. Неужели он вообще ничего не чувствовал, когда следовал своему плану, не задумывался, не раскаивался?
— И вы ни разу не хотели бросить это дело? — озвучил его мысли адвокат, осуждающе глядя на него из-под очков. Ему уже не имело смысла искать других возможных подозреваемых, не после того, как его подзащитный сам себя раскрыл в зале суда.
Тсуна неуверенно кивнул, а потом вдруг стиснул зубы и сжал кулаки, морщась.
— Я хотел! — почти крикнул он дрожащим голосом. — Все были так добры ко мне, но… я думал о Хибари-сане, о том, что хочу, чтобы он жил, и я не мог поддаться своим эмоциям, ненужным привязанностям. Я старался избегать общения с Деймон-саном, с Мукуро, со всеми, чтобы потом не чувствовать жалость, но у меня не получилось… Я думал, я надеялся, когда Мукуро сблизился с Хибари-саном, я даже обрадовался. Если бы он попросил Деймон-сана, то он бы обязательно помог Хибари-сану, он бы обязательно!.. — На этих словах Тсуна сник также быстро, как и воспылал. — Но Мукуро сказал, что это ничего не значит, что для него все игра и…
— Боже, да я врал! — вырвалось у Мукуро, и Тсуна удивленно уставился на него, едва ли не разинув рот. — Да очевидно же, что я врал! Если бы ты сказал!..
Если бы он сказал… Если бы Мукуро сказал бы ему тогда то, что чувствовал. Что Хибари для него значит слишком много, что для него мог бы сделать так много… Тогда бы все было по-другому: не было бы этого идиотского суда, он бы не видел отца, прикованного к инвалидному креслу, не видел бы бледного лица Тсуны и поникшего Гокудеру с наручниками на руках… Если бы он просто, черт подери, сказал бы тогда правду!
— Значит, мы просто неправильно друг друга поняли, — улыбнулся Тсуна, и его грустная улыбка болью отозвалась в сердце.
Тсуна сел, кусая губу, и Гокудера успокаивающе положил ладонь на его руку. Ямамото пригнулся, чтобы взглянуть на Саваду и кивнул, улыбаясь и одобряя все его сказанные слова.
Дино долго собирался с духом, стоя у свидетельского помоста, а потом разразился гневной тирадой о том, что все вранье, и никто из них не могу бы совершить подобное.
— Я ничего не заметил, — резонно сказал он, — я знаком с ними с самого детства, я бы понял, если бы они что-то задумывали. Они вели себя обычно. Мы веселились, радовались жизни, все было отлично… — Он оперся ладонями о гладкую столешницу и тяжело вздохнул. — Если бы я знал… Я бы попытался все исправить или… я мог бы помочь… я не знаю, просто… я не верю, и все.
— Мы не говорили ему, потому что у него единственного был кто-то близкий. У него есть сестра, так что мы решили, что не стоить втягивать его, — объяснил Тсуна. — Нам же терять было нечего. Мы ведь знали, что безнаказанными остаться не смогли бы, даже следы не заметали. И не могли утянуть тебя за собой.
— Правда ли, что от вас скрывали истинные лица усыновителя?
— Да, Тсуна говорил, что его усыновила женщина. Сайонджи… Это милая женщина, которая держит магазин с цветами. Я видел ее издалека, и видел, как Тсуна с ней говорит, но лично знаком не был. Я… я был очень удивлен, когда узнал о Спейде. — Дино недружелюбно взглянул на Деймона. — Но я понимал, почему Тсуна скрывал это. Кея очень не любил детей обеспеченных родителей, и Тсуна боялся, что их отношениям придет конец. Но я бы никогда не подумал, что он…
Дино замолк, глухо отозвался, что ему больше нечего сказать, и сел рядом с Алауди, которого подняли после него.
— Я договорился с Мукуро, что поговорю с Деймоном насчет лечения его друга. Поэтому поехал обратно на виллу. Когда я приехал, сгорело уже полдома. — Он стиснул челюсть, холодно взглянул на Тсуну и продолжил: — Я не знал, находился ли кто-нибудь в доме, пытался докричаться, заглянуть внутрь… А потом увидел Тсуну. Он стоял, весь перепачканный в саже, напуганный, и смотрел на дом. От него я и узнал, что Деймон, вероятно, остался в доме. Мне пришлось залезть на крышу гаража, которую еще не тронуло пламя, и оттуда я перебрался на чердак, где сразу же наткнулся на Деймона. Мне повезло, — сказал он и сжал кулаки. — Если бы… В общем, я вытащил его через окно, он был весь в крови, едва дышал. А потом я уже услышал пожарную сирену. В больнице, пока я ждал в коридоре реанимации, у меня было много времени подумать о произошедшем. Я не был уверен, я даже надеялся, что ошибаюсь, но я почему-то сразу подумал, что во всем этом замешан и Тсуна. Я попросил Хибари Кею помочь мне, но он отказался, стал кидаться на меня с кулаками, мне стоило большого труда уговорить его просто проверить. Он был уверен, что я ошибаюсь или просто вру.
После вызова всех немногочисленных свидетелей адвокат предоставил потрясающие характеристики из детского дома, где они жили до восемнадцати лет, из школы и с мест работы. Жаловались на грубость Гокудеры, и один человек даже посчитал его арест обоснованным, но Тсуну и Ямамото восхваляли все, кому не лень: старательные, добродушные, всегда помогали другим, и все, как один, не верили в то, что они могли совершить преступление, да еще и такое.
— К сожалению, наш главный свидетель отсутствует на процессе, но мы смогли допросить его, когда он находился в больнице Токио, — оповестил прокурор, выуживая из папки конверт с ДВД-диском. Секретарь включила запись, и все внимание переключилось на экран телевизора.