Мукуро помнил этот день. Когда он сидел у Хибари, пытался его разговорить и отвлечь от переживаний из-за товарищей, приперлась целая толпа полицейских и вежливо попросила его покинуть помещение.
Телевизор моргнул, появились полосы помехи, сквозь который пробивался неясный шум голосов, а потом картинка выправилась, и на экране возник Хибари, сидящий на больничной койке. Рядом мерно пищал электрокардиограф и высилась громада фруктов, еле помещающихся на прикроватном комоде. Сухо назвав свое имя, адрес и место учебы и работы, он закрыл глаза, глубоко вдыхая, а потом кивнул, пронзительно глядя прямо в камеру.
— Хибари-сан… — прошептал Тсуна, и на его лице сама по себе появилась улыбка.
— На самом деле моей вины здесь больше, чем чьей-либо вообще, — прежде, чем его о чем-то спросили, начал он. — Если бы не я, то ничего и не произошло бы. Хотелось бы, чтобы этот факт учитывался при рассмотрении дела. — Он скосил глаза в сторону, на сидящего рядом с ним следователя, и хмыкнул. — Хотя его, скорее всего проигнорируют. Итак, пока меня не начали заваливать бестолковыми вопросами, которыми меня пичкают каждый день на протяжении этой недели, скажу вот что. Во-первых, нет, я не подозревал кого-то из своих друзей в чем-либо; во-вторых, нет, я не думаю, что кто-то из них решит снова совершить преступление; в-третьих, плевать я хотел на всеобщее осуждение и стопроцентно обвинительный приговор — они мои друзья… семья, и давать показания против них я не собираюсь.
— Официально вы родственниками не являетесь, по сути — сторонний наблюдатель, поэтому ответить на вопросы обязаны, хотите вы того или нет. Меня интересует то, что произошло на подземной парковке в восемнадцатого ноября. Что послужило причиной появления там, и что произошло после.
Хибари наморщил лоб и снова вздохнул.
— Ко мне подошел Алауди…
— Господин Лавуа? — уточнил следователь.
— Я не знаю его фамилию, — раздраженно ответил Кея, которого явно не обрадовало то, что его перебили. — Может, и он. Он рассказал мне об отце Мукуро, о том, что произошло… И сказал, что в этом могут быть замешаны мои друзья. Я тогда верил в то, что это полный бред, но он предложил мне встретиться с Савадой, чтобы поговорить с ним. Он дал мне прослушивающее устройство, дал GPS, который отслеживал Мукуро, и машину. Я был уверен в невиновности Савады, поэтому последовал его указаниям. Но… Тсуна признался. Он нес такую чушь, что я даже пошевелиться не мог от изумления. Если бы не видел все своими глазами, я бы не поверил в услышанное. — Хибари замолчал. Кардиограф запищал быстрее, но оставался в норме. — Он хотел убить Мукуро, и я вышел. Стажерам не дают боевые патроны, мой пистолет был заряжен холостыми, и мне оставалось надеяться на актерское мастерство Мукуро и на то, что он достаточно умен, чтобы не поверить в мой блеф. Он смог, я даже на мгновение поверил, а потом, в машине, Тсуна все рассказал. О планах, о Спейдах, о том, что это все из-за меня… — Кея вдруг разозлился и нахмурился. — Все, мне больше нечего сказать. Если бы… — он сжал одеяло в кулаке и скрипнул зубами. — Если бы весь наш разговор не передавался, если бы я выбросил «жучок»… я бы… — Он замолк и отвернулся. Видео оборвалось, и пару секунд стояла полная тишина.
— И что, — гневно воскликнул Гокудера, — мы должны были просто кинуть его?! Мы много дерьма сделали, но я не жалею ни о чем! В конце концов, мы своего добились.
— Это вряд ли, — сухо произнес прокурор. — Хибари Кея умер прошлой ночью, так что своими действиями вы ничего не добились.
— Что? — выпалил Мукуро и растерянно посмотрел на не менее обескураженного отца.
— Стойте, откуда такая информация? — вскочил Деймон. — Операция прошла успешно, мне передавали об этом, и ни слова о летальном исходе.
— Нам нужно было уточнить кое-какие детали, но, позвонив по данному вами номеру, нас оповестили о смерти Хибари Кеи. Операция прошла успешно, но организм отверг донорский мозг. Возможно, просто прошло слишком много времени.
Мукуро не мог поверить. Он же совсем недавно, всего три дня назад болтал по телефону с Хибари, и тот чувствовал себя просто замечательно. Это должна быть какая-то ошибка… Просто…
— Да дерьмо это все! — подорвался Гокудера. К нему тут же метнулась охрана. — Не может быть такого! — Его скрутили, приперли к столу, пытаясь нацепить наручники; в зале зашептались, кто-то ахнул. — Ты, — Гокудера смотрел прямо на Деймона, изо всех сил пытаясь вырваться, — ты тоже должен был сидеть на этой же скамье! Это ты и вы все убийцы! Сколько раз мы обращались к вам, сколько просили!
— Сохраняйте порядок… — стучал молотком судья, безуспешно пытаясь перекричать его.
— Да пошли вы все! Ни у кого не было до нас никакого дела, никто из вас даже пальцем не шевельнет, пока не нужно будет подлизать чью-то влиятельную задницу!
— Удалите его из зала, — приказал судья. Гокудера перестал сопротивляться и отчаянно зажмурился, сдерживая слезы.
После небольшого перерыва судебное заседание продолжилось. Деймон сидел, сохраняя спокойствие на лице, Мукуро же не мог похвастаться такой выдержкой. Он просто пытался думать о чем-нибудь, не связанном с Хибари, чтобы хотя бы сейчас не испытывать такую боль. Мысли о том, что он больше не придет, не усмехнется в своей привычной язвительной манере, что больше не будет придирок и подколов, драк до разбитых окон и содранных обоев, навалились на него как снежный ком. Прокурор даже не пытался смягчить удар, просто сказал, как будто речь идет о какой-то фигне, не имеющей смысла.
Последние слова давались с трудом. Гокудера отказался говорить, и просто отстраненно сидел, опустив голову. Кажется, он до сих пор плакал.
— Мы пытались пойти законным путем. Мы обращались в благотворительные фонды, писали просьбы о помощи, и… — Тсуна, который ненормально спокойно перенес новость, потер лоб и чуть отдышался. — И пытались найти денег у богатых людей. Мы не просили милостыню, мы обещали все отработать, и мы бы обязательно вернули все до копейки, но никто не откликался. Я не оправдываю нас, мне вообще все равно, что теперь будет… смысла нет больше… — он прерывисто вздохнул, и его рука заметно задрожала, когда он снова провел ею по лицу. — Не было иного выхода. Я бы сделал все, я сделал все, чтобы помочь Хибари-сану. И, если бы была возможность все повернуть назад, я бы не передумал. Я сделал… я сделал все, что мог, я хотел, чтобы Хибари-сан…. Чтобы он радовался жизни, чтобы он стал настоящим полицейским, как он мечтал, чтобы… — Он сглотнул и посмотрел на Деймона. — Вы ведь помните… что тоже нам когда-то отказали? — Спейд кивнул, и Мукуро затаил дыхание, боясь почувствовать неприязнь к нему. Отец не мог знать тогда, очень давно, про Хибари, он не виноват в том, что не помогает каждому встречному, но судить адекватно сейчас просто не получалось. — Но я благодарен, что вы пытались помочь сейчас. И мне жаль, что именно вы на меня наткнулись три года назад. У меня все, — Тсуна рухнул на стул, словно разом обессилев, и закрыл руками лицо.
— Я ни о чем не жалею, — наконец соизволил что-то сказать Ямамото. — Я не был близок к Спейду-старшему, но Спейд-младший… Мукуро, да? — улыбнулся он, назвав его имя впервые правильно, — был мне приятен. Несмотря на это, я ни секунды не колебался, когда мы шли убивать его отца, или когда обговаривали то, как убьем самого Мукуро. Я не жалею, потому что я пытался спасти своего друга, и мне все равно, что об этом думают другие люди. У нас не получилось, но, может быть, это станет для кого-то из верхушки уроком, что нужно быть добрее и милосерднее к другим людям, и тогда ни у кого не возникнет мысли поступать, как мы.
— Слово предоставляется потерпевшим.
Деймон медленно поднялся и долго молчал, не в силах найти слов.
— Извините. Я на самом деле только сейчас вспомнил вас, — сказал он. — Я никогда не занимался благотворительностью и отказал очень многим, и не мог запомнить всех. Тсуна, — позвал он, — прости. — Савада даже не пошевельнулся, хотя его плечи дрогнули при упоминании его имени. — Господин прокурор, — повернулся Деймон к представителю, и тот вопросительно взглянул на него, — я отказываюсь от обвинения. У меня нет никаких претензий к этим детям.