А всякого рода скинхеды закрывают «пустой сосуд» и начинают воспринимать какую-нибудь балбесную информацию на уровне только первой сигнальной системы? И нет у них пути связаться с ноосферой или Богом.
Но куда же мне все-таки девать лысых?
А ведь ответ, по сути, был прост. Среди них, видимо, были и такие, и этакие. Часть естественным путем лысела от ума и зрелости мыслей. Другие же, очевидно, из-за каких-то дефектов или болезни закрывали пустой или незаполненный «чайник».
Я с облегчением вздохнул и маханул еще рюмку. Все-таки выплыл. И пошел спать.
Утром я, как всегда, пошел на работу. Памятуя о вчерашнем, не рискнул идти тем же переулком, хотя было светло и были прохожие. И это даже несмотря на то, что твердил сам себе: в одну и ту же воронку снаряд два раза не попадает.
К концу дня я позвонил подруге и спросил, могу ли прийти. Я давно ее не видел и соскучился. По дороге купил какие-то дорогущие духи, а она любила косметику, и, добравшись до нужного адреса, позвонил в дверь.
На мою шею бросилась любимая мной женщина.
– Лешка! – сказала она. – Ты со своим годовым отчетом совсем пропал. Не звонишь, не приходишь. Посмотри на себя, совсем оброс. Стричься пора.
Странная мысль мелькнула у меня в голове. А зачем ей надо, чтобы я постригся? Может, она хочет, чтобы я достаточно поглупел и сделал, наконец, ей предложение?
Так для этого мне и стричься не надо.
Реинкарнация
Моя история банальна до безобразия. Я – мелкий служащий. Типа «подай-принеси». Получаю мизерную зарплату. Конечно, мог бы найти что-нибудь получше. Но я одинок, у меня никого нет, а потребности минимальные.
Я не бросал это место только из-за одного. Я был безумно влюблен в Машу, секретаршу моего босса. Все, включая меня, ее звали Марией Николаевной. Хотя она и была меня старше, может, только на пару лет.
Мне ничего не светило. Она принадлежала боссу. Возможно, Маша действительно его любила, или просто хотела выйти замуж. Он был холост и богат. Все же понимают, что это детские сказки про рай с милым шалаше. И я был не настолько наивен, чтобы это не сообразить. Женщине нужны стабильность и достаток.
А босс частенько говорил, что у него совещание, но в кабинет звал только секретаршу. А та после этого выходила вся румяная, но не обиженная.
Их личные отношения не должны были никого интересовать.
Но делать было нечего. Босс, может, и пользовался ей как вещью, но при этом одевал ее и покупал дорогие безделушки.
Он вовсе не был уродом или стариком. Наоборот, подтянутый спортивный мужчина под сорок лет, который бегает по утрам и ходит на теннис. А с Машей я даже практически не общался.
– Витя, – иногда спрашивала она, – вы можете пойти и купить гамбургеры?
Или:
– Отнесите эти бумаги вон в тот отдел.
Босса я не любил. Не из ревности. Маша имела право выбрать того, кого она хочет.
При внешнем обаянии он выдавал себя не за того, кем был. Может, поэтому и был боссом. Он был подловат и жесток.
Противно вспоминать все то, что мне приходилось наблюдать, а на меня, как на жучка, не обращали внимание. Но я бы, к примеру, не смог уволить пожилую женщину-уборщицу только за то, что из-за болезни мужа она один раз не пришла на работу, и мусор остался в корзинах.
На работу я ходил только, чтобы видеть Машу.
Она всегда одевалась очень строго. Почти всегда в брюках. Но я сверлил ее фигуру, как рентгеновский аппарат. Я видел, где на ее круглой попке кончаются трусики. До какого места, как бы случайно, расстегнулась блузка.
Иногда она не без участия посматривала на меня. Женщины ведь все чувствуют. Но дальше этого дело не шло.
Домой я ездил «на перекладных». Несколько остановок на автобусе, а потом на метро. Как-то я спустился вниз после работы, и босс, сидящий в своей дорогой машине, вдруг говорит:
– Тебе ведь метро? Садись, подвезу. Мне в ту сторону.
Я очень удивился. Это произошло первый раз в жизни. Но почему бы и нет?
– Виктор, – начал он, – вы очень хорошо работаете в нашей фирме.
– Плохое начало, – подумал я и ответил: – Спасибо, Михаил Павлович.
– Но, к сожалению, дела у нас пошли на спад, и я вынужден сокращать штаты.
Это было вранье.
– Вы уволены.
Это было типичная тактика босса. Сделать вид, что совершает любезность, например, подвозит меня, а потом делает гадость.
Мне его работа была до фонаря. Я мог бы найти десятки на лучших условиях. Но я должен был расстаться с Машей.
– Но почему, Михаил Павлович? – спросил я.
Тот не без злорадства ухмыльнулся, повернувшись ко мне.
– Мне донесли, – а доносительство в фирме поощрялось, – что ты, сопляк, чересчур внимательно смотришь на Марию Николаевну.