– И тогда я получу покой? – спросил я.
Голос засмеялся.
– Ты просто сможешь уйти из сизой дымки. Не все этого хотят. Но разве ты сумеешь забыть эту женщину? Ее формальное прощение что-то может изменить в твоей совести? В покое миллиарды людей. Хочешь, найди ее и извинись сам. Но это нелегко. А если найдешь, посмотри ей в глаза. Сможешь, женись на ней.
– Но она же не в моем вкусе, – ответил я.
– В той истории ей было 18, а тебе 20, и вкусы меняются. Посмотри, как она выглядит через десять лет. В покое все выглядят на 20–30.
Я посмотрел и закрыл глаза, сизая дымка – это действительно ад. Я не помог такой удивительной женщине?
– Вот видишь. Теперь ты ее точно не забудешь, – снова сказал голос. – Только учти, что покой не совсем то, что ты думаешь. Чем ты любишь заниматься?
– Вообще-то я ветеринар, но мне это дело надоело. А так всю жизнь собирал марки.
– Хочешь быть смотрителем самой полной в мире коллекции марок?
У меня даже слюни потекли.
– А передумаешь и захочешь быть фермером, тебе дадут трактор. Иди, паши. Только помни, что это мир всех людей, начиная с неандертальцев. И если захочется на ком-то жениться, то тебе женщину придется заслужить. В покое приняты дуэли. Умереть во второй раз нельзя, но боль реальна и мучительна.
– Какие дуэли? – пугливо спросил я.
Голос снова рассмеялся.
– Ты знаешь, кто такие викинги?
Я кивнул.
– Так вот у них свое представление о покое. Каждый раз у какого-то берега высаживается баркас, и из него выскакивают викинги. Но покой – это мир справедливости, в нем нет места подлости и обману. И навстречу этим викингам выскакивают другие, равные по силе. Они крошат друг друга в фарш. Но постепенно и у тех, и других страсть к насилию проходит.
А Пушкин до сих пор стреляется с Дантесом. А Лермонтов с Мартыновым. С переменным успехом. Каждый раз один бережно несет другого в лазарет и нежно отпаивает бульоном, пока не заживут раны. Они жмут друг другу руки. А потом месяца через два кому-то снова попадает вожжа под хвост, и все начинается сначала. Но у них это тоже пройдет, и они помирятся. В конечном итоге в покое все заканчивается одинаково, каждый находит свою Наташу или Брунгильду. И строит домик. А потом, такой как ты, идет к соседу-викингу и говорит ему:
– Олаф! У нас в это раз удались огурцы. Эти – свежие, а эти – соленые.
Олаф пробует соленый.
– Непривычно, но вкусно. Гретта! – кричит он, – Принеси угостить соседа медом.
Я ехал в метро. Не знаю, сколько лет я так ездил, и мое сердце разрывалось от ужаса, но в какой-то момент насмешливый голос сказал мне:
– Если хочешь, можешь выйти из сизой дымки.
Я мгновенно согласился.
Мне предложили действительно заниматься марками, но почему-то интерес к ним у меня уже пропал.
Я искал свою женщину. Нужно понять, что в покое все не так просто. Это нагромождение разных миров. Но я ее нашел. И стоял перед ней на коленях и умолял о прощении. Я четыре раза дрался из-за нее на дуэли. И мне нечем похвастаться. Я победил только раз. А все раны – это действительно очень больно. Один, к примеру, предложил мне сразиться на мечах, и я сдуру согласился. А что я знаю о мечах? Он отрубил мне руку. Умереть я не мог, и рука приросла, но боль была ужасной.
Не знаю, почему это произошло, но женщина выбрала меня. Я ее заслужил.
И построил себе домик. Как это не кажется смешным, моим соседом оказался викинг. Он тоже построил себе какую-то халупу.
Он выглядел страшно. Это был викинг из тех, которых боялись больше всех. Не помню точно, как это называется, кажется, «берсеркер», то есть кто сражается без доспехов, белорубашечник.
Наши жены дружат, а мы вместе пьем пиво.
Мы обрели покой.
Александр Режабек (1957–2013) – родом из Челябинска. Юность провел в Москве, где окончил среднюю школу с углубленным изучением английского языка, затем – Второй медицинский институт им. Пирогова. Работал в инфекционной больнице, защитил кандидатскую диссертацию на тему «Динамика тромбоксана А₂ и простациклина и их связь с факторами клеточного и гуморального иммунитета у больных менингококковой инфекцией».
С 1990 года жил в Израиле, где подтвердил статус врача высшей квалификации и более пятнадцати лет практиковал в одной из крупнейших клиник страны. Соавтор американского патента по кардиологии.
Сын известной советской и российской писательницы Галины Щербаковой («Вам и не снилось»). В Израиле живут трое его взрослых сыновей.