4.
Весь вечер по телевизору показывают футбол. Всю ночь по телевизору крутят блеф-клуб. За окном то моросит мелкий дождь, то валится дождь со снегом. Немногие окна светятся за рубежом мокрых рам, бросая крестообразные отблески на асфальт в лужах. Музыка субботнего ненастья голосит откуда-то из почти уже чердачных окон соседнего дома. Под аркой слева алкогольная мафия торгует вином. Но сыро и холодно под дождем, и это сильнее, чем то сухо и все равно холодно по возвращении.
Кутаясь в плед, сижу у окна, как у зеркала, всматриваясь в спящие глаза в глубине двора. Кутаясь в плед, измерив в который раз комнату, в этот раз босиком, падаю в распахнутые объятия серых от сумрака одеял и простыней постели. Выключив свет, мысленно оставшись наедине с городом, – делаюсь его двойником. Без сожалений расставшись с воспоминаниями о теле, оставляю позади и его биологический сон. Разве только наблюдая за ним из-за окна, с высоты птичьего полета, краем глаза следя за распростертой и медленно дышащей своей проекцией на иллюзию комнаты. Трёхсот шестидесяти градусным зрением в полную силу питая себя угасающим тепловым излучением остывающих стен и асфальта.
И утро – уже ни что иное, как время начала дня, старт отсчета до вечера, когда ты должна позвонить.
5.
Ты должна позвонить, но рано, и ты еще спишь. Или уже проснулась, но глаза не открыты. О чем ты думаешь в этот час, и что делают мысли в пока не расчесанной голове? Когда губы еще не накрашены, ресницы не подведены, – думаешь ли, ты о городе, похожем на рифовый архипелаг или на остров вулканического происхождения. Осколок земли, затерянный среди запорошенных белым полей с защитными полосами кораллов-деревьев вдоль окаменелостей рек?
Бывают такие дни, когда влажность, достигнув за ночь двухсот процентов, навешивает толстые корки инея на ветви. Солнце светит откуда-то сбоку розовым, и длинные тени падают на хрустящий снег. Солнце заглядывает прямо в окна, разрешая увидеть свое лицо еще неодетым и недоверчивым жителям города, поднятым в воскресное утро с постели неожиданным светом, привыкшим к туману, мокрому снегу, к чему угодно, только не к этому.
Чайник на кухне кипит. Я пью чай и думаю о тех днях, когда мысли мои не падали на пол стеклянными шариками, коснувшись паркета, не делались водорослями, чахлыми растениями глубин северного океана, проткнутых скальными образованиями измененного подсознания. Инстинкта, мутировавшего под воздействием сейсмических сил реальностей, изрытого бесконечным числом пещер, где люди-рыбы прячутся по ночам от человека-Луны, разговаривая друг с другом стеклянными голосами, не подозревая о том, как выглядят со стороны.
Когда ты просыпаешься, потягиваясь в постели, невольно вспоминается все, прожитое в темноте. И часто эти странные грезы смешиваются с другими похожими, – снившимися в другие дни. Иногда эти дремы повторяются только в начале или только в конце, – тогда мне начинает казаться, что это я гуляю с тобой ночами по тоже городу, где улицы-сновидения мягкими лентами ведут нас, но каждый раз другими путями. И если еще не настало утро, выкуриваешь сигарету и засыпаешь опять.
6.
Иногда мне представляется этот мир таким мегаполисом, в центре которого иду я, а со стороны следит за моими перемещениями человек-Луна, всегда оказываясь на достаточном расстоянии, – но иногда размахивая рукой в знак приветствия. В других же случаях мне кажется, что он – это я, и тогда я вижу себя с высоты птичьего полета, но в окружении совсем незнакомых построек.
И только проснувшись, – понимаю, что это не город, на одной из улиц которого живу я. Утром я не могу назвать проспекты и площади, недавно виденные мной, теми, знакомыми именами. В снах чаще все называется именами людей, более или менее близких мне или понятных. В снах все перекрестки и тупики называются именами, редко имеющими вообще какое-либо отношение к городу.
Когда я просыпаюсь, мне снятся дожди. Когда я вновь засыпаю, я вижу сон, где лето длится несколько зим, и дорога, по которой иду, упирается в стену с местами осыпавшейся голубой штукатуркой. И каждый раз перед тем, как проснуться, слой за слоем штукатурка отваливается под дождем. И тогда я прихожу в себя и вижу все ту же сцену, и думаю, что это – куб моей жизни. Если извлечь корень, стены станут прозрачнее и синее. Когда я просыпаюсь, то понимаю, что это вода на кухне и в ванной, ее шум, это ее бесконтрольное поведение.
Когда на улице солнце вечером, проникая сквозь стекла жидкими стрелами, вонзается в лужи на клетчатом линолеуме кухонного пола, огненные зайчики скачут по стенам. Лето пришло и ушло. Зима прошла и пришла. Осень и весна ожидают напротив друг друга и шлют телеграммы одна беспокойней другой. Лужи на полу не высохнут до утра.