Осень, – твои руки холодны как лед, но в отличие от Зимы ты еще беззащитна сердцем. Зима – только ли смертельное лекарство от звездной болезни Лета?..
Я делаю еще шаг. Асфальт совершает взлет. Я слышу окрик, – но ничего не вижу. Я чувствую рукою твою ладонь, – но уже ничего не слышу. Я знаю, – но уже ничего не чувствую. Я понимаю, – Лето – ты и не ты.
16.
Город гудит как улей. Тяжелыми бомбардировщиками проносятся автобусы и грузовики. Грохочут панцирем гигантские черепахи-троллейбусы. Шипят, проползая по рельсам, трамваи. Оглядываются, прежде чем перейти улицу, люди, что курят "беломор", "болгарию" или "салем", курят "стрелу" или "кэмэл". Те, что несут в сумках, сетках или портфелях нечто, но чаще продукты. Или что держат руки в карманах, нащупывая ключи.
Люди, одетые каждый в свое, но некоторые в чужое, – кишат кругом в это солнечное воскресенье. Многие просто гуляют, наблюдая погоду или тоже изменчивый городской ландшафт, еще не вполне разбуженную весной чахлую флору и жалкую фауну – облезлых собак, кошек и птиц, греющихся на солнце. Строя планы на промелькнувшее впереди лето. Рассчитывая провести его где-то и как-то. Надеясь жить долго и счастливо.
Утро медленно перетекает в день. День незаметно перетекает в вечер. В небе загорится одна звезда, две звезды, тридцать звезд. Станет еще теплее от нагретых солнцем стен и асфальта. Засветятся первые фонари, воздух чуть посвежеет. Кто-нибудь, засыпая, напоследок зевнет. Кто-нибудь не уснет до конца передач. Будет с каждым часом все больше искр в небе и меньше людей под ними.
Кончится все, – но только не для человека, гуляющего вперед спиной, заглядывающего в окна пустых квартир желтым глазом-луной. Мир его никогда не насытится тишиной.