– Так, – кивнуло чудовище.
– Мы поиграли в покер. Ну, немножко выпили…– я посмотрел на саблезубого. Он был весь во внимании. – Короче, этот гад выиграл у меня две сотни и больше я ничего не помню.
– Это он дал тебе задание проникнуть в комнату?
– Да нет же! Слушайте, я пришел домой часов в двенадцать и лег спать. Сплю и вдруг слышу, как кто-то меня зовет сквозь сон. Кстати, это была не ты?– я повернулся к Лире.
– Нет, – она продолжала умываться.
– Странно. Тогда кто же?.. Я соскочил и вижу, что нахожусь в совершенно пустой комнате.
– Так.
– Пошел к окну, но не дошел: комната растянулась, вы представляете? Оглянулся и увидел дверь. Дальше вы все знаете.
– Да, она нам сообщила,– подтвердил он.
– У вас, что все двери такие болтливые?
– Нет, просто у нее такая должность.
– И много она получает?
– Я чувствую, мы с тобой слишком церемонимся. Ты что, забыл про угол?
– Слушай, Ваше Вашество,– я по-дружески потрепал его по плечу. – Давай не будем заниматься всякой ерундой. Пойдем, опрокинем по стаканчику, поговорим по душам, а?
Его Сиятельство быстро очухался, снова парализовал меня своей серебристой палочкой и разозлился пуще прежнего.
– Ты что, меня загипнотизировать решил?– его глаза налились кровью.
– Гипноз запрещен уже тысячу лет,– вставила Лира.– Либо они этого не знают, либо действуют очень вероломно.
– Ребята, да вы что?! Я же просто…
– Ну, все!– он схватил меня в охапку и поднес к своей огнедышащей пасти.– Тебе не миновать расщепления, поганец! Я приподнял брови.
– Да? А я уж думал, что мы расстанемся друзьями.
– Нет, – он довольно заклацал своими длиннющими зубами. Так он смеялся.
Вот какое, оказывается, лицо у смерти! Но нас прервали. Вбежал какой-то сосискообразный товарищ и что-то интенсивно зашептал Его Сиятельству на ухо. Его хватка ослабла, и я попытался побыстрее отдалиться. Его Сиятельство внимательно выслушал гонца, хмыкнул, хрюкнул, буркнул, кивнул головой и отпустил сосискообразного.
– Картина проясняется,– он был явно доволен,– пожалуй, расщепим мы тебя попозже. Успеется еще. А пока ты нам пригодишься. Лира!
– Да, я слушаю.
– Подержи его на временном сохранении.
Я от счастья жадно хватал воздух. Что там произошло, не знаю, но участь моя на ближайшие дни решена, это точно. Лира нажала какую-то кнопку, пол подо мной исчез, и я полетел со скоростью света куда-то далеко вниз.
Глава 3.
Впечатление препоганейшее. Меня в самолет-то силком не затащишь, а тут несешься куда-то, совершенно ничего не соображая, и только чувствуешь, что душа едва успела зацепиться за тело (наверняка по чистой случайности) и следует в порядочном отрыве от него. Очухаться я успел только на месте. Конечным пунктом оказалась камера.
Ха, я в тюрьме! И что немаловажно, в 'одиночке'. Весело, ничего не скажешь. Сохранение, конечно, временное, но трудно сказать вспомнит ли Его Сиятельство о моей персоне. Вишь, как дела навалились. Отложить мою казнь! Нет, должно было произойти что-то экстраординарное.
Так что придется посидеть какое-то время в этой келье и переждать. А что еще остается? Что еще остается делать человеку, который оказывается в будущем совершенно голый, без денег, документов и рекомендательных писем, да еще умудряется попасть в какую-то секретную комнату, за что ему сразу же шьют шпионаж и без суда и следствия приговаривают к смертной казни?
Вот тебе и светлое будущее! Разговаривай теперь всю жизнь с дверями, кошками и их сиятельствами… Да и то, если когда-нибудь выйдешь отсюда. Ужас! Я жил спокойной… относительно спокойной… нормальной… ну, хорошо, по крайней мере, человеческой жизнью. В нормальном мире.
Обычно в фильмах и книгах герои думают: «Не сошел ли я с ума?» Им хорошо, в кино все заканчивается прекрасно. А мне? Где мой хэппи-энд? В психушке? Конечно, можно предположить, что это сон или какие-то неопознанные алкогольные галлюцинации, доселе неизвестные науке, но как это проверишь?
Я ущипнул себя. Нет, больно уж все реально. И что теперь? Биться весь остаток дней головой о мягкую стенку?
– Только не сейчас, пожалуйста. У меня итак нервы не к черту.
– Вот, уже и кактусы заговорили. Я точно рехнулся. Кактусы… Какие кактусы? Откуда в тюрьме могут быть кактусы?
– Оттуда же откуда и вы. Со СВОБОДЫ! – последнюю фразу он произнес так торжественно, что я аж поежился от мысли, что могу просидеть здесь до самой смерти. Он стоял в своем горшочке ко мне спиной, сложив свои отростки на груди, и сумрачно наблюдал за тем, что происходит снаружи за зарешеченными окнами, там, где играл огнями ночной город.
– Так ты, выходит, такой же заключенный, как и я? – осторожно спросил я.
– Нет, я политический.
– Ого, и за что же тебя, бедолагу?
– За пропаганду справедливости, – не менее торжественно произнёс он.
– А, вражины правду невзлюбили?– я всегда сочувствую бунтарям-одиночкам.
– Да, да…– он сиротливо посмотрел на свой предполагаемый корень. Борец в неволе – это так печально.
– Несправедливость порою берет верх… Стоит подумать о жизни чуть иначе и вот результат,– он вздохнул, оглянулся на меня и в его глазах вспыхнул странный огонек. Кактус выпрямился.
– Поверьте, мы будем бороться и дальше. – Печаль мгновенно перешла в воодушевленность.– Нас ничем не сломить!– впечатал он, и огонь в его глазах перерос в пожарище.
Вероятно, он нашел во мне потенциального сторонника. Значит, сейчас я прослушаю лекцию.
– Свободные люди должны восторжествовать над алчностью и лицемерием! Мы…
И понеслось. Лозунги летели друг за другом, метафоры сменяли восклицания. Он запрыгал взад-вперед по подоконнику и заливался так громко, что если где-то рядом и были охранники, они наверняка все перемёрли от его визгов. Прошло около получаса, прежде чем он успокоился. Я основательно прочистил уши и спросил:
– Так за что же ты борешься?
– Как?! – он подпрыгнул от удивления.– Ты разве не понял?
– Нет, – наверно я слишком наивен.
– Пойми же, мы хотим восстановить справедливость. Ведь ты же и сам наверняка этого хочешь.
– Я? А меня-то в чем притесняют?
– Как??? – он снова подпрыгнул вместе с горшочком.– Неужели тебя это удовлетворяет? Ты что доволен положением своей касты?
– ??? – жалко, что нет рядом зеркала. Мое лицо наверняка очень живописно.
– Нужно пересмотреть все строение общества! Люди, не обладающие способностью моделировать свой образ, даже, несмотря на свои отличительные особенности (не люблю слово «примитивность»), – пояснил он,– должны обладать теми же правами, что и все остальные.
Я ошалело смотрел на него. Выходит, меня принимают за своего, я здесь не так уж необычен. Правда, из того, что мне сказал воодушевленный кактус, я ровным счетом ничего не понял. Пора прояснить ситуацию. Придав своему голосу примирительный оттенок, я сказал следующее:
– Послушай, я не отсюда. Здесь я совершенно чужой. Не мог бы ты мне объяснить, что тут у вас происходит.
– Ты что с Марса? – нахмурился он. 'Знакомое название', – отметил я про себя.
– Нет. Допустим я с другой планеты.
– С какой «с другой»? Что ты мне лапшу на уши вешаешь?! В нашей системе только две обжитые планеты. Я задумчиво поморгал и сам себя спросил:
– Может я вообще из другой системы?
– Чушь! Нет связи с другими звездными системами. А если ты и вправду оттуда…– он насторожился, – и… раз сидишь здесь, значит ты шпион. А со шпионами я не общаюсь, – он демонстративно отвернулся.
– И что, тебе нисколько не интересно узнать о других мирах?..
– Да сдались мне твои миры! Я здесь-то понять ничего не могу. Этот парень мне определённо нравился.
– Ну, хорошо, я не буду тебя обманывать. Я из прошлого, если это так конечно.