– Познакомься с моими друзьями. Это Меланда, это Вертиклюй. А это Карен. Меня, я надеюсь, ты ещё не забыла?
– Ну что вы, сэр! Приятно познакомиться, – обратилась Джули к остальным, – Куда вы собираетесь направиться? – спросила она.
– Ко мне в номер. Она открылась.
– Желаю приятной прогулки.
– Ой, как темно, – испугалась Карен.
– Джули, включи свет, – распорядился я.
– Не могу, сэр, в данной модификации это не предусмотрено.
– Тогда пойдём так, – сказал я. – Ничего страшного, я уже ходил несколько раз.
– Я боюсь, – заявила Меланда. Вертиклюй обнял её.
– Здесь, правда, нет ничего страшного, пойдём, – и они шагнули в жерло коридора.
– После вас, – я пропустил Карен вперёд. Она взяла меня за руку и потянула вперёд.
– Боишься? – спросил я.
– Немного.
– Чего?
– Темноты. Многие люди боятся темноты, – ответила она. Мы помолчали.
– Странно, когда я шла на праздник по такому же коридору, он был освещён.
– Может быть, это была какая-то более дорогая модель? – усмехнулся я.
– Наверное. Ведь это был президентский коридор. Я скромно промолчал.
– А правда, что по нему можно попасть в любую точку здания?
– Похоже так. Честно говоря, я ещё слишком мало им пользуюсь. Джули у меня недавно. Мы снова помолчали.
– А она у тебя красивая, – вдруг сказала Карен.
– Джули? Обычная. Но хорошо, что исполнительная. Характер покладистый.
– Я про Лиру.
– А… У неё с характером хуже.
– Вы в ссоре?
– Да как сказать? И да, и нет. Расскажи мне лучше о президенте.
– О президенте? – удивилась она.
– Он действительно такой осёл, как о нём говорят?
– Нет, ну что ты! Он производит впечатление очень умного человека. А что, о нём действительно так говорят?
– Конечно, спроси у Вертиклюя.
– Что? – отозвался Вертиклюй, услышав своё имя.
– Я говорю, что ты разделяешь мою точку зрения.
– Конечно. А о чём вы говорите?
– Вот видишь, – я многозначительно посмотрел на принцессу. Правда, в темноте её не было видно.
– Вы такие юмористы, – рассмеялась она. – Я рада, что мы познакомились. В нашем окружении редко встретишь таких, как вы.
– Да, наверняка мало кто из твоих знакомых был в тюряге. Она прыснула со смеху.
– Думаешь, мы поверили?
– А что, тебя не прельщает знакомство с парой уголовников?
– Вряд ли кто-то из нашего окружения это оценит, – она рассмеялась. – Я про это и говорю. Мало кто из наших знакомых стал бы так шутить.
– Ну что ты, какие шутки! На самом деле Вертиклюй – лидер революционного движения.
– Вот как?!
– А я его первый зам.
– И как называется ваше движение?
– 'Свободу кактусам!' – ответил я. – В этом названии заложен очень глубокий смысл.
– Понятно, – скептически отозвалась она.
– Как видишь, мы с ума сходим по политике.
– Оно и видно.
– Но и по девушкам тоже. Она склонила голову на бок. Я это почувствовал.
– Ну, ты, допустим, может и сходишь…
– Э, ты плохо его знаешь, он настоящий вулкан. Она снова рассмеялась.
– Да, – подтвердил я, – правда, ему нравятся зрелые женщины.
– Неужели?
– Вертиклюй, подтверди, – крикнул я.
– Что? – послышался его голос.
– Я говорю, что ты ничего не имеешь против зрелых женщин.
– А, ну да. Карен остановилась:
– Действительно?
– А что тут такого? – отозвался он.
– Уважаемая принцесса, не задерживайте движение, – я легонько дёрнул её за руку.
– Бедная Меланда, с кем она связалась!
– А что, он из приличной семьи.
– Да хватит вам! – раздался недовольный голос Меланды. – Тему поменяйте. А то он весь издёргался, слушая вас.
– Вертиклюй, не дёргайся, – приказал я.
– Ну, мне же интересно! – отозвался он.
– Меланда, почему Вертиклюю интереснее слушать нас, а не тебя? – с укором спросил её я.
– Трудно оставаться равнодушным, когда о тебе говорят, – спокойно ответила она. – Что я тут сделаю?
– Понял, исправляюсь. Итак, что тебе поведал господин президент? – обратился я к Карен.
– О, мы пришли, – ответила она.
Глава 34.
Моё место жительства пришлось всем по вкусу. Гости сразу же поплюхались в кресла, стоящие у камина. Вертиклюй с Меландой в одно, Карен – в другое. Я развёл огонь. Вопреки моим опасениям, пластиковые дрова не воняли, а приятно потрескивали в нереальном оптическом пламени.
– Вертиклюй, тебе задание. Поставь, пожалуйста, какую-нибудь музыку. Только что-нибудь спокойное.
– Хорошо, – он поднялся и направился к музыкальному агрегату, неведомой мне системы. Зазвучала музыка.
– Вертиклюй, что это такое? – поморщился я.
– Это Тугарин.
– Что?
– Не что, а кто! Один из лучших композиторов на Земле.
– Да?
– Ты его даже видеть мог на празднике. Он такой маленький, в образе попугая.
– А… – я вспомнил, как Артур сгонял этого беднягу с соседнего столика, – и что, он музыкант?
– Да, очень известный.
По комнате расплылась тягучая мелодия. Звуки были непривычны для моего уха. Ритм постоянно прыгал и сбивался. Каждый аккорд множился сотней подголосков. Всё это вызывало только раздражение. Даже на празднике и то была более интересная музыка. Я хотел было потребовать, чтобы Вертиклюй выключил её, но музыка материализовалась и разлилась по номеру вязкой светло-зелёной массой с перламутровыми отливами. Я с удивлением наблюдал это явление. Девушки сидели, раскрыв рты, а Вертиклюй наблюдал за нами с улыбкой, полной превосходства.
Масса заполнила собой всё вокруг. Я уже никого не видел. Звуки окутали меня непроницаемой пеленой. Они пронизывали меня насквозь. Я потерял ориентацию в пространстве и времени. Такое ощущение, что звуки приподняли меня над полом и я, как на облаке, парил над ним, созерцая переливы этой зелёной мелодической массы. Веки отяжелели, я готов был провалиться в дрёму, но вдруг из массы родился стебелёк.
Маленький росток пробивался из блестящей жижы и подрагивал на резком ветру. Миниатюрные лепестки, появившиеся на нём, беспрестанно колыхались, но упрямо расправлялись, росли, наливались естественным тёплым светом. Стебелёк набух, покрылся тончайшими белыми волосками, на которых стала образовываться роса.
Кристально чистая, прозрачная, искрящаяся солнцем. Листья у цветка стали толстыми, мясистыми. Влага стекала по жилкам вниз и падала на гладкое зеркало, в которое превратилась первородная масса. Тяжёлые капли со звоном разбивались о стекло, образуя прозрачные протуберанцы воды, рассыпающиеся в искристую водную пыль, которая оседала седым покрывалом на зарождающийся бутон – венец творения Тугарина.
Коробочка бутона треснула, и жёлтые лепестки стали жадно вырываться наружу, к свободе солнца, тепла и влаги. Ещё мгновение и весь цветок, розово-жёлтый, с красными ниточками прожилок, распустился на зеркале, из глубин которого стали появляться такие же цветы, белые, с нежнейшей жёлтой окраской сердцевины, огненно-красные, с жёлтыми подпалинами на концах лепестков, голубые, чёрные, фиолетовые…
И все они вспорхнули как бабочки и закружились в хороводе, поднимаясь вверх к солнцу – всесильному светилу, обжигающе горячему, ослепительному, пленяющему.
Но вдруг картину сорвало чёрной тенью. Из зеркала вылез карлик в тёмном одеянии, с накинутым на голову капюшоном, из темноты которого как звёздочки сверкали маленькие глазки. Его длинные костлявые пальцы теребили алмазные щётки. Он повёл меня по длинному сужающемуся коридору, слабо освещённому сумрачным светом. Дверь. Чтобы войти в неё, надо встать на четвереньки. Худой рукой он приглашает войти. Идти? 'Нет!' – раздаётся пронзительный крик, и я возвращаюсь в реальность.
Десятиминутная композиция окончилась. Вертиклюй победно оглядывает нас. Девушки сидят восхищённые.