– Вот, – Ларвик посветил на каменную дверь, которую вчера так лихо рубил Вому на пару с Джосом. Сноп света выхватил истершиеся буквы на плите песчаника.
– Надпись, ух-ты! А ведь вчера-то мы её не заметили, – я притронулся к стене.
– Давно известно, что торопливость ни к чему не приводит, – с сожалением заметил Вому.
– Что-то я не вижу радости на ваших лицах? – сказал я.– Мы, наконец, что-то нашли. Или что, она не представляет ценности? – я посмотрел на стену.
– Ну почему же? – усмехнулся профессор.
– Ну и что тут такое? – я вчитывался в текст:
Восстань и гряди, Лучезарный
Когда ты отправишься на Небо
Я выйду к тебе навстречу
И протяну тебе руку…
– Ничего не разобрать. Буквы почти стерлись, – усмехнулся я.
Мне никто не ответил. Я обернулся. Вому и Хьюм смотрели на меня, округлив глаза.
– Вы читаете на глобали? – еле выдавил из себя Ларвик.
– Что, простите? – не понял я.
– Это глобали – общечеловеческий язык, на котором говорили в эпоху заселения Марса, – пояснил Вому.
– Это? – я повернулся к надписи. – Профессор, вы от волнения рассудком не помрачились? Ясным же языком написано…
– Постойте, друг мой, – он положил мне руку на плечо.
– Но Арчибальд, – не понимал я, – может быть, вам показалось? Вому шагнул к стене.
– Ларвик?
– Арчибальд, но я то в своём уме! Глаза ведь не врут, – уязвлено заметил Хьюм.
– Лео, нам двоим казаться не может, – Вому повернул голову ко мне.
– О чем спор? – из пробоины показалась голова капитана Нейша. – К вам можно? Вому пристально посмотрел на меня.
– Может быть, господин Нейш нас рассудит? Заходите Мериголд, – он протянул ему руку.
– А я не один, – Мериголд оказался на нашей стороне, – здесь ещё Лира и Али.
– Ну, давайте их тоже сюда, – сказал я. – Потолкаемся вместе.
Джос выскользнул из проема. Затем появилась Лира. Не успела она пересечь пробоину, как Нейш воскликнул:
– Ух, ты! Это же глобали! Вому выразительно посмотрел на меня.
– Какие такие глобали?! – я почувствовал раздражение,– Лира, хоть ты скажи, что я единственный здесь нормальный.
– То есть? – не поняла она.
– Что здесь написано? – я указал на текст. Она приблизила лицо к стене.
– Понятия не имею. Возможно, какой-нибудь древний язык? Я обескуражено посмотрел на Джоса.
– Нет, нет. На меня не смотри, – он помотал головой.
– Ничего не понимаю, – пробормотал я.
– Попробуйте прочитать весь текст, – предложил Вому. Я повернулся и неуверенно начал читать:
Восстань и гряди, Лучезарный
Когда ты отправишься на Небо
Я выйду к тебе навстречу
И протяну тебе руку
Ты восходишь, окуриваешь…
– Здесь не разобрать, буквы стерты.
В священном озере… Ты…
– И всё, дальше дыра. Что там было написано, я не знаю.
– Перевод прямо литературный, – улыбнулся Нейш.
– Я не понимаю, что здесь переводить, – раздраженно ответил я, – здесь всё ясно написано…
– А на каком языке? – спросил Вому.
Я растерялся. На такой простой вопрос я не мог ответить. Все внимательно смотрели на меня. Лира сложила руки на груди и прямо таки сверлила меня взглядом.
– Ну что ты на меня уставилась? Я не знаю!
Ларвик полез в карман и вытащил оттуда свою записную книжку. Он отыскал какую-то информацию и протянул её мне. Я взглянул на неё.
– Ну и что?
– Что здесь написано? – спросил Ларвик.
– Добрый день? – ответил я.
– А на каком языке? – спросил он, прищурившись.
– Да откуда я знаю? Что вы ко мне привязались! На каком языке написано! На котором мы говорим и пишем каждый день. Ларвик передал записную книжку профессору.
– Это написано по-кидонийски,– он передал записную книжку Нейшу.– Лео, что значит слово «чайник»?
– Профессор, вы издеваетесь надо мной? – рассвирепел я.
– Отнюдь, – возразил он.
– Так почему я должен вам объяснять, что такое чайник?
– Поразительно, – прошептал Нейш.
– Вы что хотите сказать, что я понимаю другие языки, и сам об этом не знаю?
– Тихо, тихо Лео, не кричите, – успокоил меня Вому. – Похоже это так.
– Лео, вы феномен, поздравляем, – усмехнулся Нейш. Я не испытывал радости от этого.
– Я читал когда-то о подобном случае, – Ларвик с умным видом трепал свой подбородок.– Лет около 20-30 назад был найден ребенок, который понимал любой язык и мог даже писать на нем.
– Да, я тоже что-то подобное читал, – подтвердил Мериголд, – у подростка была полная амнезия, однако говорил он на многих языках довольно сносно. Теперь все присутствующие разглядывали меня с любопытством.
– Эй, вы не в зоопарке, – одернул их я. – Давайте сменим тему.
– Ваши способности очень могут нам пригодиться, – сказал Вому.
– Хорошо, только давайте больше не будем об этом.
– Договорились, – кивнул профессор.– Мериголд, у вас камера с собой?
– Как всегда, профессор.
– Заснимите это и пойдемте отсюда.
– А нам что делать? – спросил я.
– Лео, пожалуйста, найдите настоятеля и попросите его организовать нам завтрак. За едой обсудим, что делать дальше.
– Друзья мои, вы там? – послышался жалобный голос Леридо.
– Да, Клаус, уже выходим, – крикнул Вому. – Господа, давайте не будем мешать капитану Нейшу. Мериголд, вам нужна будет помощь?
– Я на всякий случай останусь, – вызвался Ларвик.
Мы покинули кладовку и вместе с доктором Леридо и отцом Элиасом, который прибыл позже всех, направились в столовую. Как оказалось, предусмотрительный настоятель всё уже приготовил для нас. Через некоторое время к нам присоединились Хьюм и Нейш. Можно было позавтракать в спокойной обстановке и обсудить происходящее. Отец Виктор восседал во главе стола и безмолвно руководил двумя монахами, которые носили нам блюда. Мы же в это время вяло обсуждали значение обнаруженного текста. Похоже, ни у кого из членов экспедиции находка энтузиазма не вызвала. По крайней мере, к моей способности читать на древнем языке они проявили, куда больший интерес.
– Если вас интересует моё мнение, – говорил Леридо, аккуратно помешивая ложечкой чай, – то здесь даже обсуждать нечего. Появление этой надписи вполне объяснимо. Зачем искать в ней то, чего нет? По крайней мере, чего-чего, а уж тайного смысла в ней быть не может.
– У вас бесподобный чай, отец Виктор, – сказал Вому, наливая себе вторую чашку. – Я, Клаус, в целом с вами согласен. Но я не могу отделаться от мысли, почему во всём храме эта надпись единственная.
– Просто остальные не сохранились, – сказал настоятель, – раньше внутри было множество цитат из сказаний, особенно здесь на втором уровне.
– Действительно?
– Да, насколько я могу судить по запискам предыдущих настоятелей, – кивнул он, – но после пожара в 311 году от них ничего не осталось.
– А в вашем архиве не сохранилось изображений? – поинтересовался Леридо, поправляя салфетку, которую он заткнул себе за воротник. – В государственных архивах ничего подобного нет.
– К сожалению, нет, – ответил тот, – есть только упоминания о них.
– Да, если бы мы знали, какие надписи были в храме, мы могли бы судить об уникальности или ординарности этого текста, – сказал Ларвик. Все понимающе покивали и замолчали.
– М-да, – я единственный нарушил тишину, – если послушать вас, то это не находка, а так… как будто мы пробку от бутылки нашли. Мне-то казалось, что если мы нашли что-то, то должны это изучить, а не разглагольствовать о том, насколько это бесполезно. Раз эта надпись, единственная из десятков других в этом храме, сохранилась, значит, уже только этим она уникальна. Может быть тот, кто оставил её рассчитывал на то, что несмотря ни на что она останется. А мы даже не хотим проверить, когда она была сделана.
– Видите ли, уважаемый Игнатий, – сказал отец Элиас, – все мы, будучи скептиками, никак не хотим поверить, что эта надпись имела какое-то особое значение. Мы разочарованы из-за того, что отрывок нам слишком знаком.