— Вперед, так вперед, — криво ухмыльнулся Добрята, сомкнув руки. Его ладони зашарили по предплечьям. Ведь там, в рукавах, в кожаных ножнах, был его последний шанс. Два длинных, в полторы ладони, четырехгранных стилета. Так называл это странное оружие дядька Зван.
— Пошел вперед! — толкнул его франк, и удивленно захрипел, когда под его ребра вошли с двух сторон два острых шипа из лучшей новгородской стали.
Франк осел на землю, зажимая рану, из которой медленной черной струей вытекала кровь. Не жилец, механически отметил Добрята. Печень пробита. И он, истошно заорав, бросился на ближнего воина, который от неожиданности ткнул его копьем в шею.
— Как настоящий король умер, с оружием в руках, — мелькнула последняя мысль в его затухающем сознании. — Вот бы мамка с батей удивились, если б узнали, кем их Добрята стал. Когда в Ирий попаду, расскажу им… Они упадут просто…
Уже где-то там, бесконечно далеко, погружаясь в бескрайнюю чернильную темноту, Добрята услышал:
— Ты что же наделал, сволочь! Его же велено было живым брать…
Глава 24
— Что же мы теперь делать будем, Виттерих? — проскулил майордом Флавиан, с ужасом глядя на изрубленных франков, тела которых валялись вокруг.
Они не успели. Король Хильдеберт и его охрана погибли, взяв по три жизни за каждую из своих. Половина была убита самим королем, о чем недвусмысленно говорили стрелы, торчащие из тел. Конница бургундской знати окружила виллу и перебила оставшихся в живых франков, но теперь, глядя на тело Добряты, они начали понимать весь ужас той ситуации, в которой оказались. Аварская конница их предала, наемников из Словении не ожидается, норманны хотят только разграбить Париж, и умирать за их интересы не станут, а в Марселе у нянек на руках спит младенец Хильдеберт IV, которому и дела не было до всей этой кутерьмы. Он был слишком мал для всего этого.
— Нам конец! — выдал общее мнение Флавиан, а на лицах бургундских фаронов отразилась мучительная работа мысли. Аристократия Галлии всегда, во все времена, предавала своих малолетних королей, как только умирали их отцы. Именно этим они и собрались заняться прямо сейчас, только сделать это хотели половчее, чтобы не попасть на плаху самим.
— Значит так! — рубанул воздух Виттерих. — Грузите тело короля на телегу и поезжайте к Дагоберту. Скажете, что это вы сами его убили, потому что… Ну, не знаю почему… Потому что короля Дагоберта вы любите гораздо больше. Так сильно любите, что даже церковного отлучения не убоялись. В общем, сами придумаете что-нибудь по дороге. А убитых франков бросим в болото. Скажете, что никаких франков в глаза не видели.
— Так ведь узнает король, что это вранье! — несмело сказал кто-то из знати.
— Конечно узнает, — согласился Виттерих. — Но потом. Ему выгоднее вас простить и денег с вас взять, чем по праву войны всю Бургундию разорить. Тем более, что у него Париж в осаде. Поэтому вы сделаете вид, что раскаялись, а он сделает вид, что вам поверил.
Знать оживилась. Предложенное решение показалось им весьма остроумным и даже изящным. Они всегда были готовы договориться с победителем, а уж когда впереди маячит гарантированный разгром, тем паче. Обрадовались все, кроме Флавиана.
— Что с королевами делать будем, Виттерих? — с тоской спросил он, когда отвел Виттериха в сторону. — Убьет же их Дагоберт. И внуков моих убьет. И меня убьет тоже…
— Ты в монастырь иди, — посоветовал ему Виттерих. — Ты со своей родней через пару лет епископом станешь. А за дочерей своих не волнуйся, я о них позабочусь.
— Благослови тебя святой Мартин! — просветлел Флавиан, но потом лицо его приняло весьма удивленное выражение. — Но почему? Зачем тебе это? Я не понимаю!
— Потому что покойный король так распорядился, — с серьезным лицом ответил Виттерих. — Я ему в верности клялся, и слово свое рушить не буду. В общем, так, Флавиан, твои дети и внуки живы останутся и проживут в богатстве до конца своих дней. Это я тебе обещаю!
— Благослови тебя Господь! — прослезился Флавиан. — Я за тебя каждый день молитвы возносить буду! Ты поспеши, герцог, раз решил молодого короля спасти! Тут сейчас человек десять захочет себе жизнь жизнью моего внука купить. Я же этих сволочей, как облупленных знаю. А я пока в Бурж поеду, надо срочно постриг принять. Кузен меня в своем монастыре укроет.
— Парни! — скомандовал Виттерих своей дружине. — Идем в Массилию! Лови запасных коней! Жрать, спать и срать будете на ходу. Кто отстанет, идет своим ходом к герцогу фриульскому Гразульфу, в Аквилею. Там и встретимся. Кто решит остаться здесь, оставайтесь! И упокой господь ваши души! Вас франки на колесе изломают и воронам скормят. Кто-то хочет на колесе с перебитыми ногами сдохнуть? Нет? Ну, я так и думал! Вперед!