Жак был слугой Филиппа уже более двухсот лет, и, формально оставаясь человеком, он, на самом деле, давно уже им не являлся, за долгие годы общения с нечистью сделавшись частью их мира. Подробностей о том, как именно Жак стал слугой крови принца города, никто не знал, но ходили слухи, что Филипп нашел его, смертельно раненого, у королевских покоев в Тюильри августовской ночью 1792 года. Жак был последним из швейцарских гвардейцев, защищавших Людовика XVI и его семью от восставшей черни. Последним, кто еще оставался в живых, хоть и стоял на пороге смерти… Филипп напоил его своей кровью и вернул ему жизнь. Впоследствии Жак принес принцу клятву верности и с тех пор Филипп регулярно подкармливал его своей кровью, отдавая часть своей силы и делясь бессмертием. Жак не старел, он оставался в точности таким же, каким был в тот день, когда принял свой последний бой, защищая обреченного короля, и при этом он не являлся живым мертвецом, — у него билось сердце, он нуждался в обычной человеческой пище, и сверхъестественных способностей у него не было. И, как у всех прочих людей, у Жака имелось одно очень серьезное преимущество перед детьми ночи, он вполне мог выходить под солнечный свет, что делало его чрезвычайно полезным для своего господина.
Многие вампиры считали большой удачей обзавестись хорошим слугой крови, но найти человека, которому можно полностью довериться, и который был бы действительно в состоянии защитить своего господина при необходимости, было очень непросто. Жак в этом плане оказался идеален. Он был силен, храбр и предприимчив и, самое главное, абсолютно и непреложно верен Филиппу вне зависимости от связывающих их клятв.
Между вампиром и его слугой крови существовала ментальная связь, еще более тесная, чем между мастером и его птенцом, по сути, слуга был частью своего господина, хоть и обладал свободой воли. Его разум всегда был открыт перед хозяином и тот всегда мог знать все его мысли и чувства, а еще, — слуга не мог пережить своего господина, случись тому умереть. Это было довольно надежной защитой от предательства, однако бывали и такие случаи, что слуга жертвовал собственной жизнью ради того, чтобы уничтожить господина, поэтому доверить свою жизнь человеку решался далеко не каждый.
Диана де Пуатье была ожившим памятником, пожалуй, в еще большей степени, чем Филипп. И если он являлся скорее приложением к своему великому брату, то она была значительна сама по себе. Диану знали все, кто имел хоть какое-то представление об истории Франции или питал пристрастие к романам авантюрного содержания, в большинстве которых мадам де Пуатье — опять же в отличие от Филиппа — была представлена прекрасной, благородной и наделенной всяческими мыслимыми и немыслимыми достоинствами дамой, хотя и являлась всего лишь королевской фавориткой. Впрочем, выражение «всего лишь», конечно, было в отношении ее недопустимо, помимо того, что мадам де Пуатье родилась в одном из знатнейших семейств Франции, она действительно была выдающейся женщиной, — умной, расчетливой, хладнокровной, и в то же время сострадательной и великодушной. Может быть, даже излишне великодушной, поэтому роль принцессы вампиров Парижа и тяготила ее.
Диана стала принцессой города случайно после внезапной и странной гибели предыдущего принца города, не потому, что так уж стремилась к власти, — просто на тот момент не оказалось кандидатуры более достойной. Ее существованию во тьме было в ту пору всего лишь сто восемьдесят лет и Диана, конечно, была слишком молода для этой роли. Но в Париже ее любили и — что гораздо более важно — уважали. И, когда среди смятения и хаоса, воцарившихся в ту пору в изрядно поредевшем вампирском сообществе города, — погиб не только принц Парижа, но и многие из его подданных, — мадам де Пуатье приняла власть в свои руки, никто не посмел бросить ей вызов. Никто даже не выразил недовольства тем, как легко и непринужденно она заняла место, за которое многие дрались насмерть. Впрочем, учитывая обстоятельства смерти ее предшественника, мало кто в тот момент жаждал получить этот опасный пост.