Щелкнув мышью по компьютерному календарику, Кристиан выяснил, что до Хэллоуина осталось всего ничего — чуть больше недели. Может, стоит и ему посетить вечеринку? Одевшись гамбургером. Или нет — лучше Рэнфилдом, чтобы можно было упасть рядом с Филиппом на колени и исступленно бормотать «хозяин, хозяин». А может быть, ему самому стоит нарядиться вампиром, так сказать, с намеком. Обрати меня, любовничек, и мы больше не будем пересекаться в пищевой цепочке. Скажешь, я тебе совсем не нужен? А вот и неправда. Иначе ты заставил бы меня забыть о тебе.
Конечно, это было чертовски опасно, но Кристиан знал, что пойдет и попробует попасть в этот клуб. Потому что если упустит такой шанс, возможно, единственный и неповторимый, то никогда не простит себе этого.
Да и что такого, в конце концов? Он же не собирается лезть в какое-нибудь логово монстров, это всего лишь вечеринка, и на ней наверняка будет полно людей, не подозревающих о том, что кое-кто из переодетых вампиров может их взаправду сожрать. И, кстати, скорее всего, никто никого жрать и не будет, — разве что откусит кусочек, и все, — монстры нынче вполне себе цивилизованные и мирные. Они не убивают людей. Ну, разве что случайно… Так что, единственной реальной опасностью, которая Кристиана могла там ждать, было то, что его все-таки не пустят на вечеринку без приглашения, хотя вообще-то частенько красивых мальчиков и девочек на всякие закрытые мероприятия пускали просто так. В качестве украшения банкета. Конечно, если банкет нуждался в украшении…
Кристиан так и не придумал, во что ему одеться, поэтому решил просто покопаться в театральной костюмерной на удачу. Ему попался костюм Призрака Оперы, состоящий из гламурной рубашки с отложным воротником и кружевами на манжетах, штанов с высокой талией, темно-синего плаща и сапог до колен. А главное, к нему прилагалась маска, закрывающая верхнюю половину лица. Почему-то Кристиану понравилась мысль о том, чтобы сохранить инкогнито, ну хотя бы на первое время, которое понадобится на то, чтобы осмотреться. Костюм пришелся ему почти в пору, разве что штаны оказались великоваты, но можно было вполне обойтись своими.
В ночь накануне Дня Всех Святых город заполонила нечисть. В своем костюме Призрака Оперы Кристиан выглядел еще довольно прилично среди носящихся по улицам ведьм, привидений, оживших мертвецов и прочих тварей в окровавленной одежде и с резиновыми масками монстров на головах. Некоторые выглядели очень правдоподобно и по настоящему жутковато, тем более, что теперь Кристиан мог предположить, что кто-нибудь из них вполне может оказаться настоящим. Чудовища гуляли, взявшись за руки, катались на велосипедах и роликах, высовывались из окон машин, распевали песни, завывали и рычали, пытаясь пугать цивильно одетых прохожих, и тем и другим было весело.
Кристиан решил прогуляться по городу пешком. В последние дни он пребывал в какой-то эйфории, плохо спал, мало ел, целыми днями пропадал на занятиях в студии, а после таскался с друзьями по клубам и кафешкам, не давая себе возможности остановиться и подумать и, может быть, испугаться. Почти у самого края пропасти его настиг звонок матери, и удержал от того, чтобы бездумно сделать последний шаг. И теперь глядя на беснующийся вокруг карнавал нечисти, Кристиан вспоминал в какой экзальтированной мрачности проходила хэллоуинская ночь в их с матерью доме. Как только на землю спускались сумерки, и на улицах начинали звучать радостные крики и смех, мать опускалась на колени перед распятием и начинала шептать молитвы. Она говорила — множество страшных чудовищ в эту ночь получают право безнаказанно творить зло, и уберечься от них можно только беспрестанной молитвой. Глупые люди бегают по улицам, наряжаясь нечистью и уподобляясь проклятым, не понимая, какой опасности подвергают себя и своих детей. Они остаются живы только потому, что есть люди, которые ночь на пролет молятся за них и за весь мир, погрязший во тьме… Мать позвонила вчера вечером, будто предчувствуя что-то, интересовалась здоровьем сына и пыталась в очередной раз выяснить, чем он занят, где бывает и с кем дружит. У нее был задушенный голос, будто перед тем она долго рыдала. И теперь Кристиан думал: что было бы, если бы он рассказал ей правду? Вот так сходу, — обо всем сразу?
Сказала бы она тогда напоследок свое обычное: «Я буду молиться за тебя»?
Или поставила бы точку в некрологе: «Будь ты проклят»?
Последнее более вероятно…
Перед входом в клуб царило бурное веселье, казалось, будто именно здесь пульсировало сердце всего сегодняшнего разгула нечисти. Вокруг толпилось множество людей, с любопытством заглядывающих за постоянно открывающиеся двери, в попытках разглядеть в пронизываемой вспышками неонового света темноте что-то такое особенное, что было в этом клубе и чего не было в остальных. Кристиан мог бы запросто ответить на этот вопрос: приглядитесь, как следует, и вы сможете заметить, что здесь не люди притворяются монстрами, а совсем наоборот. Впрочем, — монстры даже не притворяются людьми, только не этой ночью, сегодня они вправе быть самими собой, именно поэтому даже здесь, на улице, рядом с их логовом, такая особенная жутковатая атмосфера, возбуждающая и будоражащая кровь. Это не игра, это не карнавал, это все по-настоящему… Люди не верят в монстров, поэтому и не могут понять своих ощущений. Кристиан подумал, что если бы его безумная — или, напротив, разумная? — мать вдруг оказалась в этом месте, она бы все поняла правильно и доходчиво просветила бы остальных: она вооружилась бы распятием и святой водой и устроила бы здесь воистину адский переполох.