- Теперь ведите себя спокойно - вам нечего скрывать, - сказал Боуррик.
Он легко пихнул Сули, показывая, что тот теперь должен идти один, а потом махнул рукой Гуде и Накору. Сам принц стоял сзади, наблюдая.
Стражники время от времени заглядывали в пергаментный свиток - наверное, там были даны детальные описания всех троих. Сули пропустили на борт, даже не взглянув на него второй раз. Гуду остановили и о чем-то его спросили. Его ответ, кажется, удовлетворил их, потому что его пропустили.
И тут сердце Боуррика упало - Накор остановился, заговорил со стражником и указал через толпу прямо на принца. Солдат что-то сказал и кивнул, а потом обратился ко второму солдату. Боуррик ощутил, как у него пересохло во рту, - три солдата спустились по сходням и, расталкивая толпу, направились прямо к нему. Решив, что для драки нужно место, Боуррик, как ни в чем не бывало, пошел им навстречу.
Когда он попытался обойти стражников, один из них положил ладонь на его руку.
- Погоди-ка, бендрифи. - Это была вовсе не просьба.
Боуррик постарался напустить на себя как можно более раздраженный и угрожающий вид.
- Что такое? - спросил он, как мог, хрипло.
- Мы слышали, по дороге из Каттары ты чуть не затеял резню. Может быть, стражники караванов и не смогли с тобой управиться, но здесь, на корабле, будут шестеро легионеров. Только попробуй побузить - мы живо выкинем тебя за борт.
Боуррик посмотрел гвардейцу прямо в глаза, фыркнул и произнес одно из тех ругательств, которому научил его Сули. Он выдернул руку из руки солдата, но, когда три правые руки легли на рукоятки мечей, Боуррику пришлось поднять свою правую над головой, показывая, что он не хочет драки.
Повернувшись к ним спиной, он, изображая грубого, вспыльчивого кочевника, зашагал прочь, надеясь, что сторонним наблюдателям его коленки кажутся не такими дрожащими, как ему. Принц поднялся на борт в числе последних и обнаружил, что ему досталось место напротив его товарищей, у противоположного борта. Последними взошли по сходням шестеро солдат - встав на корме, они начали разговаривать между собой. Боуррик поклялся сам себе, что по прибытии в Кеш вытрясет душу из маленького исалани.
Спустя полтора дня, после трех остановок по дороге, они наконец увидели на горизонте город Кещ. Боуррик пришел в себя после того шока, который организовал исалани, и теперь предавался унылым размышлениям - на это с его стороны усилий почти не требовалось. Положение казалось ему безнадежным, но все же он должен был как-то принудить себя продолжать. Когда они с Эрландом были еще маленькими, отец однажды сказал им: в жизни наверняка можно гарантировать только неудачу, а чтобы добиться успеха, надо рисковать. Он тогда не совсем понял, о чем говорил отец, - Эрланд и Боуррик были принцами королевской крови и думали, что им все доступно и все по силам.
Теперь Боуррик понял многое из того, что пытался тогда объяснить им отец; теперь ставкой в игре была его собственная жизнь, жизнь его брата, а может быть, судьба всего Королевства.
Баржа подошла к верхним городским причалам, и Боуррик увидел, что на пирсе полно солдат имперской армии. Возможно, они собрались плыть через Оверн-Дип, или это обыкновенные городские стражники на посту, а может, они осматривают каждого прибывшего в город - еще одна преграда между Боурриком и его братом.
Баржа стала разворачиваться у причала, и Боуррик направился к легионерам. Солдаты собирались сойти на берег; принц встал позади того солдата, с которым он разговаривал при посадке. Тот посмотрел, на него и отвернулся.
Когда на причал ступили первые пассажиры, Боуррик стоял спокойно, но, увидев, что всех останавливают, осматривают и обыскивают, он понял, что не может рисковать, опять подвергаясь проверке. Поэтому, когда подошло время выходить, он повернулся к солдату, стоявшему рядом с ним.
- Солдат, я грубо разговаривал с тобой в Паэсе, - сказал он ему.
- Я так и догадался, - ответил легионер, прищурившись, - хоть и не знаю твоего языка.
Боуррик, шагая с ним в ногу, сошел на сходни.
- Я приехал праздновать юбилей и сделать приношения в храм Тит-Онанка, - принц успел заметить, что у солдата на шее висит амулет, который часто носили воины, поклонявшиеся богу войны с двумя лицами. - В такое благостное время я бы не хотел раздоров ни с кем из солдат. Этот исалани обжулил меня в карты. Поэтому я и разозлился. Прими мою руку и извини за обиду.
- Никто не может ступить под своды храма Планирующего Битвы, имея ссору с воином, - сказал солдат. У подножья сходней, рядом со стражниками, которые обыскивали пассажиров, легионер и Боуррик подали друг другу руки и крепко пожали. - Да не увидит враг твоей спины.
- Пой победные песни еще много лет, легионер, - ответил ему Боуррик.
Как старые друзья перед расставанием, они еще раз пожали друг другу руки, и Боуррик, развернувшись, протиснулся между двумя солдатами на причал. Один из них видел прощание и начал что-то говорить Боуррику, но передумал и обратил внимание на человека, который пытался проскочить незамеченным, - маленького исалани из Шинг-Лая.
Боуррик пересек улицу и остановился, чтобы посмотреть, чем все кончится. Кажется, Накор о чем-то спорил со стражником, и еще несколько солдат повернулись, чтобы узнать, в чем дело. За спиной Боуррика материализовался Гуда, видимо случайно попавший именно в это место. Через несколько мгновений и Сули стоял рядом с Боурриком. Накор уже был окружен стражниками со всех сторон; один из них указал на заплечный мешок исалани.
Наконец с явной неохотой исалани отдал свой мешок одному из стражников, и тот сразу же запустил туда руку. Солдат, пошарив в мешке, вывернул его наизнанку. Мешок был пуст.
Гуда тихо присвистнул:
- Как ему это удалось?
- Может быть, его чудеса - не только ловкость рук.
- Так, Бешеный, - сказал Гуда. - Мы в Кеше. Куда теперь?
Боуррик огляделся.
- Иди направо вдоль причалов. На третьем перекрестке еще раз поверни направо и иди, пока не найдешь таверну. Встретимся в первой таверне, которая нам попадется. - Гуда кивнул и ушел. - Сули, - прошептал Боуррик. - Дождись Накора и скажи ему.
- Да, хозяин, - ответил мальчик, и Боуррик, оставив его, не спеша отправился вслед за Гудой.
Таверна оказалась весьма убогим заведением, носившим громкое название "Императорский Штандарт и Корона с Самоцветами". Боуррик не знал, что за событие кешианской истории подвигло владельца дать своей харчевне такое странное имя, потому что в ней не было ничего по-имперски величавого и уж точно никакого намека на самоцветы. Таверна была похожа на сотни других таких же темных и дымных местечек, разбросанных по всей Мидкемии. Может быть, традиции и наречия стран различались, но завсегдатаи этих мест всегда были скроены по одному образцу - бандиты, воры, головорезы всех мастей, игроки, шлюхи и пьяницы. Впервые с того времени как они пересекли границу Кеша, Боуррик почувствовал себя как дома.
Оглядевшись, он заметил, что здесь, как и в подобных заведениях Королевства, куда они с Эрландом, бывало, нередко захаживали, тоже уважают частную жизнь.
- Можно сделать вывод, что по крайней мере один из посетителей - имперский агент, - сказал он как бы невзначай, заглядывая в свою кружку.
Гуда снял шлем и почесал вспотевшую макушку.
- Хорошо, если так.
- Не будем здесь оставаться, - сказал Боуррик.
- Ладно, - согласился Гуда. - Но я бы сначала промочил горло, а потом отправился на поиски жилья.
Боуррик кивнул, и старый воин махнул рукой мальчишке, который через мгновение вернулся уже с четырьмя кружками холодного эля.
- Почему он такой холодный? - спросил Боуррик, отхлебнув из кружки.