Цветы, венки, прощальные речи, которые нужно расставить согласно субординации, попытки подсчитать, сколько человек захотят отправиться на церемонию, как их всех туда отвезти и потом увезти… От всего этого пухла голова. К тому же Мари-Сюзанн постоянно отвлекали потрясенные новостями сотрудники и особенно сотрудницы, задававшие идиотские вопросы типа: «как же это так?» и «что же теперь будет?» и «кто теперь будет управлять компанией?». Как будто она имела хотя бы малейшее представление об этом!
Новый владелец компании, какой-то невесть откуда взявшийся Лоррен-младший, в офис не являлся ни разу. Мари-Сюзанн сообщили только то, что он будет на церемонии прощания. И ей было очень, очень любопытно на него взглянуть… Впрочем, — не ей одной.
Все эти три дня Мари-Сюзанн не могла спать, не могла есть и бесконечно глотала транквилизаторы, поэтому к тому моменту, когда они приехали в похоронное агентство, она выглядела не очень вменяемой и ей уже было даже на это плевать. Рухнет она где-нибудь в обморок, устроит истерику или натворит еще что-нибудь дикое, — черт с ним, она слишком устала, чтобы изображать приличия. Строго говоря, у нее с самого начала не очень это получалось. Жан-Люк смотрел на нее странно. Все смотрели на нее странно. Все думали: никто не станет так сильно переживать, потеряв всего лишь начальника… Ну и ладно! Она подумает об этом потом… И как-нибудь все разрулит… Или не подумает. И не разрулит.
Роскошный гроб стоял на возвышении в центре уставленного цветами зала.
Гроб был закрыт — естественно, что там могло остаться после авиакатастрофы? И Мари-Сюзанн с трудом подавила в себе желание кинуться к нему и сорвать крышку, чтобы посмотреть, лежит там что-то на самом деле, или он пуст. Вот это была бы точно дикая выходка. Самая дикая из всех возможных.
Все шло своим чередом. Директора филиалов, топ-менеджеры и главы отделов произносили какие-то речи о том, каким хорошим человеком был их начальник, и как много они потеряли, лишившись его.
Мари-Сюзанн с нетерпением ждала вечера, она не сомневалась, что новоявленный наследник явится только после наступления темноты. И вот тогда все прояснится. Раз и навсегда.
Долго ждать не пришлось. Уже примерно через час после заката, к дверям похоронного агентства подкатил лимузин, и в зал тихо и, стараясь не привлекать к себе внимания, вошли двое. Светловолосый юноша в темном траурном костюме и вместе с ним — Филипп Данвиль, собственной персоной!
Все взоры тот час обратились к ним. Очередная скорбная речь оборвалась на полуслове.
— Продолжайте, прошу вас, — проговорил юноша.
Зал дрогнул, зашевелился, но сделал над собой усилие и снова обратил взоры ко гробу. Все, но не Мари-Сюзанн. Из-за спины Жан-Люка она сверлила гневным взглядом Данвиля, надеясь, что он посмотрит в ее сторону. Жив и здоров! Надо же! Явился, как ни в чем не бывало! И привез этого мальчишку… Который, Боже правый, кажется действительно родственник Лоррена! Они похожи… Очень похожи. И даже скорее не чертами лица, а чем-то иным… Манерой держаться, взглядом… Ох, и он тоже вампир?.. Наверняка.
С появлением этих двоих торжественность обстановки была необратимо нарушена, больше никто не скучал и не стоял с пресным видом, в ожидании когда же все закончится и можно будет уйти. Личность юного наследника вызывала во всех живейший интерес, особенно это касалось особ женского пола. То и дело кто-нибудь кидал в его сторону любопытные взгляды. Такой молоденький, ему всего-то лет двадцать… И такой хорошенький, просто чудо какое-то. Бедняжка, как же он справится со свалившейся на него ношей?
Речи, наконец, иссякли, официальная часть церемонии завершилась.
Гроб куда-то унесли.
Наследник проводил его очень печальным взглядом. Наверное, его и правда огорчала смерть старшего брата. Данвиль же особенно расстроенным не выглядел. По крайней мере, Мари-Сюзанн, глядя на него, решила так.
Когда все собравшиеся потянулись к выходу, девушка ускользнула от Жан-Люка и пробралась к этой парочке, принимавшей соболезнования. Дождавшись своей очереди, она подошла к Филиппу вплотную и прошипела, возмущенно глядя ему в глаза:
— Вы так и собираетесь оставить меня без объяснений?!
Тот некоторое время смотрел на нее очень спокойно и очень нейтрально, вероятно, ожидая, что до нее дойдет, наконец, сказать что-нибудь подобающее случаю и отойти. Но Мари-Сюзанн явно была к этому не расположена. Стоило заглянуть чуть глубже ей в глаза, и становилось понятно, что она вообще слабо отдает себе отчет в том, что делает.
— Нет, конечно, — сказал Филипп, мягко касаясь ее сознания, — Мы поговорим позже.
При звуках его голоса Мари-Сюзанн почувствовала, как внутри нее словно расправляется сжатая пружина, — медленно, осторожно, позволяя ей перевести дух, позволяя расслабиться напряженным мышцам. Все хорошо, говорили ей глаза Филиппа… Все хорошо, — он жив…
Облегчение было таким внезапным и всеобъемлющим, что у Мари-Сюзанн слезы хлынули из глаз, и земля поплыла под ногами.
— Твою мать, — пробормотал Филипп, поддерживая ее под локоть, — Только этого не хватало…
И он увлек девушку прочь из зала, за дверь какого-то подсобного помещения, к счастью, оказавшегося прямо за его спиной, — похоже, это был офис кого-то из хозяев агентства, на журнальном столике лежали каталоги с образцами гробов, в витринах стояли урны для праха и прочий сопутствующий погребению мелкий инвентарь, вроде подсвечников и памятных табличек.
Филипп усадил Мари-Сюзанн в кресло.
— Прекрати реветь. И смотри на меня.
— Не надо… — всхлипнула девушка, — Не надо меня завораживать!
— А что прикажешь с тобой делать?!
— Ты ведешь себя, как дура, — сказал с досадой наследник, который, оказывается, вошел вслед за ними, — Нашла время и место, чтобы лезть с расспросами. И устраивать истерики! Что с тобой такое?!
Слезы перестали течь, словно по волшебству. Мари-Сюзанн обернулась к нему и замерла в растерянности. Глазами этого незнакомого ей парня на нее смотрел Лоррен. Никто другой не мог бы так смотреть! И говорить с ней так!
Что это такое? Оборотное зелье, как в «Гарри Потере»? Или переселение душ?
— Это ты?! — выдохнула Мари-Сюзанн.
— Это я.
— О Боже, но как… Как такое возможно?
— Увидимся завтра на работе и поговорим. Я все тебе расскажу. Возьми себя в руки, Мари-Сюзанн! Наконец!
— Конечно, месье, простите меня… — пролепетала Мари-Сюзанн, все еще не имея сил оторвать от него потрясенного взгляда, — Простите! Я так боялась, что вы погибли или бросили все и сменили личность, и я больше никогда вас не увижу!
Лоррен хотел что-то ответить, но тут дверь отворилась, и вошел Клермон. Очень расстроенный и мрачный.
— Что случилось? — спросил он резко, — Что с тобой происходит, Мари-Сюзанн?
— Что случилось?! — ответил за нее Филипп, — Да у нее истощение нервное и физическое! Ты не видел этого? Ты вообще смотришь на нее когда-нибудь?! Вы бросили на нее всю подготовку к похоронам, думаешь это так просто — все организовать, как полагается? Ты вообще обращал внимание, справляется ли она? Спрашивал ее, не нужна ли ей помощь? Ты ее муж, ты должен был побеспокоиться о ней и поддержать!
— Я не намерен обсуждать это с вами! — разозлился Клермон, — И прошу не вмешиваться!
— Смотри на меня, несчастный! Ревновать к мертвецу — глупо и бессмысленно. Сейчас ты отвезешь свою жену домой, накормишь и уложишь в постель. И дашь ей отоспаться, как следует. А завтра ближе к обеду ты принесешь ей завтрак и попросишь прощения за свою черствость.
Клермон смотрел на него обиженно, как ребенок, обманутый в лучших чувствах.
— Между ними ничего не было, — устало добавил Филипп, — Попробуй поверить в то, что кто-то может быть просто расстроен смертью человека, с которым проработал вместе несколько лет.
— Мне нужно быть в офисе с утра, — пробормотал Клермон.