Эти самые глаза буквально прилипли к Гвидиону, когда он вошел в пещеру. Зрачки-щелки заставили съежиться и без того дрожащую душу.
– Мне было жаль видеть, как ты погиб, Гвидион, – прошипел Ночной Змий. – Твои ночные кошмары были восхитительны.
– Н-но мне никогда не снились кошмары, – робко возразил наемник.
В темноте вновь сверкнули окровавленные клыки – может, это была улыбка?
– Если бы ты их запомнил, дорогой Гвидион, я не мог бы их присвоить. – Ночной Змий снова качнул головой. – Полно тебе. Неужто мир стал таким самонадеянным, что ты никогда не слышал о Дендаре, Ночном Змие? Разве старики больше не учат малышей стишку про меня?
Что-то шевельнулось в памяти Гвидиона, и он услышал голос деда, повторяющий детский стишок:
Бывший наемник содрогнулся. Дендар был сказкой, придуманной, чтобы убаюкивать детей, – во всяком случае, воин всегда так полагал. Его дед когда-то рассказывал, что Ночной Змий питается кошмарами непослушных мальчиков и девочек, растет и толстеет, чтобы однажды подняться из Гадеса и проглотить солнце. Каждый кошмар, который наутро нельзя был? вспомнить, прибавлял Дендару фунт веса.
Ночной Змий кивнул черной мордой, прочтя испуг в глазах Гвидиона.
– Ага, я вижу, ты меня все-таки знаешь. Какое облегчение.
– Прости меня, Дендар, – подал голос Пиндикс, – но ты загораживаешь проход. Нам не пройти в пещеру, если ты не подвинешься.
– Мое тело стало таким огромным, что в пещере я могу шевельнуть только головой, – ответил Ночной Змий. – Так что если бы кто-то захотел здесь спрятаться, то ему удалось бы укрыться только у входа в пещеру… А вы сами видите, что здесь ничего нет. – Дендар медленно провел головой над горкой костей. – Мне нравится думать, что это мое затруднение скоро приведет к концу света.
Пиндикс закивал, отчаянно изображая энтузиазм.
– Нам остается только на это надеяться. Что ж, пора идти. Дай Кайрику знать, если увидишь вблизи пещеры что-то подозрительное.
– Конечно, – промурлыкал Ночной Змий.
– Пойдем, Аф, – сказал маленький страж и обернулся к своему напарнику, но тварь с волчьей головой застыла на месте. – В чем дело?
Аф порылся в костях и вытащил откуда-то из-под своего змеиного хвоста изуродованный череп.
– Это кости коренных обитателей, – пробормотал он.
– Разумеется, – небрежно ответил Дендар. – На вкус они не очень, гораздо хуже свеженьких душ, но Кайрик ради разнообразия подкидывает мне иногда и коренных жителей. Вся эта идея с податью – сплошной фарс. С меня довольно и кошмаров, как видно по моим размерам.
– Но мы ведь его слуги, – сказал Аф, ни к кому не обращаясь. Он принялся трясти череп одного из сограждан, пока тот не рассыпался. – Кайрик может наказывать нас, может мучить, но нас нельзя уничтожать. Подать следует платить Лживыми!
– А как вообще можно уничтожить душу? – спросил Гвидион. – Я хочу сказать, что мы ведь уже мертвы.
– Есть способы оказаться за пределами смерти, – прошипел самодовольно Дендар. – Но у ваших друзей, коренных жителей города, нет никаких причин искать забвения. Они счастливы своим жребием. Что касается Лживых и Неверных, то Кайрик имеет над их судьбами абсолютную власть. Они не могут исчезнуть, если он того не пожелает. А он только тогда отсылает тени в бездну забвения, когда устает их мучить.
– Давайте поговорим об этом по дороге на болота, хорошо? Не стоит обременять Дендара лишней болтовней. – Потянув одну из паучьих лапок Афа, Пиндикс запрыгал к выходу из пещеры.
– Нет! – пролаял Аф. – Существует договор. Я там был, когда его подписывали. Кайрик лично сказал нам…
Внезапно пещеру заполнил горестный смех.
– И ты ему поверил? – с презрением поинтересовался Гвидион.
Пиндикс и Аф с ненавистью посмотрели на тень воина. Но он продолжал смеяться, и тогда они жестоко избили его, но даже удары и угрозы не могли заставить Быстрохода замолчать.
Выражение беспомощности на волчьей морде Афа подсказало Гвидиону, что у коренных жителей не больше власти, чем у него, что они тоже жертвы Кайрикова безумия. Поняв это, он почувствовал, как его душу покинуло отчаяние и его мыслями завладела одна головокружительная идея: коренные жители и Лживые – братья во проклятии. Так почему бы им не восстать и не освободиться от страданий?
Остановить безумный хохот Гвидиона удалось только Ночному Змию. Он обратил на тень наемника один желтый глаз и произнес?
– О да, дорогой Гвидион, мечтай о свободе. Но помни, там, где обитают мечты, всегда наймется место и кошмарам.
ПОСЛАННИЦА НАДЕЖДЫ
Глава, в которой дочь иллюстратора Бевиса нанимаем новую, правда недолгую, карьеру писаря при Церкви Кайрика.
Ринде принадлежал весь дом, но на самом деле завидовать было нечему. Унылая одноэтажная лачуга примостилась в беднейшей части Зентильской Твердыни среди подпольных борделей, пивных, полуразрушенных хибар беглых рабов и окончательно спившихся, ни на что не годных пьянчуг. В другой стороне такой домишко считался бы проклятым. В стропилах постройки процветали колонии крыс, доски в полу почти совсем прогнили и во многих местах провалились в зловонную жижу. В промозглые дни вроде этого ветер со свистом задувал в стенные щели, обещая долгие месяцы беспощадного холода.
Ринда едва замечала это запустение. В лачуге она старалась проводить как можно меньше времени, используя ее только для ночлега, да иногда она здесь выписывала фальшивые документы беглым рабам или торговцам, желавшим отделаться от вымогателей. Ринда с большой неохотой оставалась работать дома, но с такими просителями, как у нее, другого выбора не было. Клиенты Ринды часто называли своим домом темные подворотни, а сохранить твердость почерка в тех сырых каменных арках было почти невозможно.
Два года назад она отказалась от должности в гильдии писарей, специально чтобы помогать этим беднягам, – отец не прекращал с ней споров по этому поводу, пока она не покинула родное гнездо. Ринда не скучала по отцу. Это был желчный человек, проклинавший свою судьбу. Он никогда не мог понять, почему его дочери нужно помогать другим, что именно придает смысл ее жизни в таком мрачном, холодном месте, как Зентильская Твердыня.
Если Ринда хотела отдохнуть, то сразу вспоминала о тех несчастных, которым приходилось еще хуже, чем ей. Поэтому большую часть времени она и проводила на улицах, помогая, чем можно, угнетенным Твердыни. Иногда это означало найти временный кров для разоренной семьи или выписать фальшивые дорожные документы солдату, дезертировавшему из армии зентиларов. В другие дни она обходила таверны и гостиницы, обучая проституток и мелких воришек чтению и письму.
Этот день она провела на рыночной площади, клянча деньги на взятки. Магов Зентарима, приглядывающих за трущобами, ничуть не волновало, если Ринда помогала одному-двум бежавшим пленникам спуститься вниз по реке Теш. Однако они требовали за свое молчание определенную мзду. Дрожа от холода, Ринда подсчитывала жалкие гроши, которые ей удалось выпросить.
– Не хватает, – вздохнула она и снова пересчитала медяки. – Даже близко не то. Девчонок, задумавших сбежать от мадам Фебруа, ждет беда.
Ринда посмотрела ярко-зелеными глазами на карлика, развалившегося у двери. Он пристроился на шатком стуле, взгромоздив тяжелые ботинки на стол. Одет он был неряшливо, в кожаную куртку и штаны, борода и черная шевелюра с проседью были давно не чесаны. Из-под кустистых бровей выглядывал один серый глаз, а второй был спрятан под коричневой кожаной повязкой, усеянной серебряными заклепками.
– Я слышал, лорд Чесс лил горючие слезы, когда узнал о гибели Лейры, – проговорил карлик, шевеля обвисшими усами, а затем ядовито добавил: – Раздутый мешок дерьма.