Ни в тот день, ни в следующие, она больше ни разу не принимала клиентов. Один раз ей была дарована возможность заглянуть в будущее.
В бессмысленном нагромождении костей она разглядела лицо смерти – смерть грозила не только тому зентилару, а тысячам тысяч жителей Твердыни.
Как гадалка ни старалась, она не могла забыть увиденную картину. Мысль о неизбежном падении города прочно засела в ее сознании и душила ее, как древний саван. С уверенностью, что все они обречены, пришло понимание того, что даже сейчас, в эту самую минуту, когда она сидит, съежившись, в своей маленькой грязной комнатушке, где-то затеваются грязные дела, которые только ускорят наступление ужасного неотвратимого конца.
В катакомбах под храмом Кайрика висел вниз головой труп дракона. Генерал Вакк в тот день на рыночной площади верно догадался, что молодое животное долго не проживет после окончания шествия. От побоев на белоснежной шкуре остались рубцы и шрамы, а многие дни голода совсем истощили зверя – живот у него превратился в пустую впадину под ребрами. Но последним ударом, лишившим его жизни, было нестерпимое горе, что он оторван от своих собратьев, обитающих на ледяных просторах Севера.
Зено Миррормейн, всегда жаждущий пополнить церковную казну, распустил слух на черном рынке, что части трупа можно заполучить для магических заклинаний, но только при условии внушительных пожертвований на храм Кайрика. В первый же день были проданы глаза дракона: их купил чародей Шаналар в качестве основной составляющей для какого-то темного опыта. Затем настала очередь когтей и языка, а вместе с ними и чешуи с живота. Сейчас, хотя не прошло и десяти дней после его кончины, дракон походил на труп воина, брошенный после битвы на съедение воронам.
И все же от трупа еще кое-что осталось, поэтому Зено Миррормейн поставил в катакомбах часового. В конце концов, найдутся покупатели для каждой косточки, для каждого драконьего хрящика, поэтому не стоило, рассуждал церковник, вводить в соблазн магов, которым высокие цены были не по карману.
– А я-то думала, что охранять тритона в том чертовом параде – скука смертная, – пробормотала Брин, размешивая угли в жаровне. – Будет мне урок на будущее, чтобы в следующий раз быстрее салютовала при виде Алгрима.
Она вынула из ножен меч и принялась рисовать на грязном полу перед своим походным стульчиком. Каждый раз она рисовала одно и то же – этакую пикантную сценку, в которой были заняты ее командир-зентилар и различные домашние животные. С начала караула это был уже шестой набросок, хотя в каждом варианте она прорисовывала все меньше и меньше деталей. Наконец она потеряла к рисованию всякий интерес и стерла набросок сбитым каблуком сапога.
Внезапный скрип костей заставил Брин резко вскочить, держа меч наготове. В тусклом мерцающем свете жаровни она вдруг увидела, как труп дракона содрогнулся, одно из его крыльев выскользнуло из веревок и медленно развернулось.
По спине Брин пробежал холодок, до нее словно дотронулись ледяные пальцы страха и сковали ей горло, подавив готовый было вырвался крик.
Веревки упали и со второго крыла животного. Оно тоже лениво расправилось. Годы тренировок в зентиларской армии помогли Брин стряхнуть с себя паралич, порожденный страхом. И все же перед ней был не противник с равнин, не предатель гоблин. Как она ни старалась, ей не удалось ни унять дрожь в руках, ни избавиться от комка в горле. Единственное, что она заставила себя сделать, – осторожно шагнуть вперед.
Труп оставался неподвижен, его крылья развернулись, как у огромной летучей мыши, пробуждающейся с наступлением ночи.
Охранница и труп не шевелились какое-то время, словно играли в какую-то странную живую картину. Наконец Брин набралась смелости и ткнула мечом дракона – труп лишь качнулся на веревках.
– Проклятые церковники, – пробормотала она, дотрагиваясь кончиком меча до обвисших веревок. – Даже узел толком завязать не умеют.
Но как только Брин наклонилась, чтобы вновь подвязать крылья дракона, он поднял голову и секунду смотрел на охранницу пустыми глазницами. А потом мертвый зверь сомкнул челюсти на ее шее и укрыл женщину крыльями, как вампир в мелодраме оборачивает своим плащом упавшую в обморок героиню. Объятие кожаных крыльев заглушило единственный вопль Брин, прежде чем дракон прокусил ей горло.
Окровавленный труп глухо стукнулся об пол, когда кожаная амуниция ударилась о камни. Дракон занялся веревкой, обмотанной вокруг хвоста. Напрасно он пытался высвободиться из прочной пеньковой петли: головорезы Зено Миррормейна на этот раз лучше потрудились над узлами, чем когда закрепляли крылья дракона. Спустя несколько минут животное потеряло терпение. Три яростных укуса покончили с путами, а заодно и оборвали кончик хвоста.
Дракон, давно лишившийся чувства боли, свалился на пол и пошлепал в темноту катакомб. Оставляя за собой скользкий след, он добрался до канализации Твердыни, а оттуда угодил в гнилостные воды реки Теш. Из этой темной густой воды дракон поднялся как феникс, чтобы доставить своему клану весть о мести.
Он взмыл в ночное небо над Зентильской Твердыней на сломанных обледеневших крыльях. Пройдет всего несколько дней, и он окажется дома. И тогда будет брошен вызов десятку взрослых белых драконов. Мольба о мести не имела слов и не могла их иметь, так как язык дракончика в эту самую минуту кипел в каком-то магическом эликсире.
Нет, когда другие драконы обнаружат труп у входа в их пещеру и увидят два выжженных клейма на его боку, их ярость сразу найдет цель.
– Смерть Зентильской Твердыне! Смерть прислужникам Кайрика!
Трим во все горло вопил молитву Зутаму, благодарил его за исключительно холодную зиму и непрерывный поток бродячих воинов-наемников, ищущих золото и славу. Последние годы морозные великаны племени Трима отлично питались, гораздо лучше, чем многие их сородичи в других частях Тара. Слухи, что мифическое Кольцо Зимы можно найти в глубине пещеры великанов, а также старинные бардовские баллады о бесценной короне короля Белдорана, которая якобы тоже находится в этих краях, привели к тому, что сотни искателей сокровищ оказывались у преддверья пещеры великанов, а потом и в костре. Трим и его соплеменники ровным счетом ничего не знали об этих странных и абсолютно беспочвенных историях: они приписывали изобилие корма своему чудовищному покровителю и возносили ему молитвы раз в день, а если снегопад был особенно густ и выпавший снег доходил до носков тримовских сапог, то молитвы произносились дважды в день.
– Мы благодарим тебя, о могущественный ледяной бог, – выкрикнул вожак племени. После чего раздробил пригоршню костей и посыпал осколками хрустальный алтарь, возвышающийся в глубине пещеры. – Мы стираем своих врагов в порошок твоим именем.
Осколки костей, едва коснувшись холодного камня, вспыхнули, объятые пламенем. Алые огненные языки высоко поднялись над алтарем, закружились и заплясали, а затем слились в один. Из этого пламени возникла фигура человека, сжимавшего в руке короткий алый меч.
– Язычники, – прошипел Кайрик, не скрывая презрительной гримасы, исказившей худое лицо. – Сколько лет прошло с тех пор, как я побывал здесь… Пятнадцать? Двадцать? А вы так и не отказались от этой глупости.
Трим схватил пришельца со священного алтаря, но тут же взвыл от боли и попятился, когда бог Смерти превратился в пламя у него в руке. Вожак стаи сунул обгоревшую руку в сугроб и уставился на Кайрика.
Принц Лжи вновь занял место на хрустальной колоде, подбоченясь одной рукой.
– Кто старший в этой…
Кайрик лениво сделал пас в сторону темноволосого великана. Тот как раз тянулся с преувеличенной осторожностью к своему топору, но рука его схватила не деревянный обух, а огромную извивающуюся змею, которая поползла вверх по руке гиганта, перемалывая железные мускулы в фарш.