Переводчики: Елена Теплоухова
Редактор и оформитель: ByTalis
Вычитка: -
Русификация обложки: Александра Волкова
Специально для группы: Книжный червь/Переводы книг
ПРОЛОГ
МЕЙВ
Воспоминания.
Бывает, мы выстраиваем из них такие нагромождения, что они начинают жить своей собственной жизнью. Иногда они перевоплощаются в чудовищ, которые пожирают нас изнутри. Иногда краски жизни меркнут, и мы ждем жестокой реальности, которая будет после.
Никто не говорил мне, что будет так тяжело.
Иногда сила воспоминаний может либо разрушить вас, либо вознести.
Мое чудовище ― разрушитель, у которого два лица. Одно из них принадлежит Джеку О’Ригану, а другое ― моему дорогому папочке. Да, похоже, в один прекрасный день эти двое разорвали меня на части и мне так и не удалось заново себя собрать.
Поверьте, я пыталась.
Но это, все равно, что каждый раз пытаться выйти на берег, когда вода бурлит вокруг лодыжек, до боли стискивая их своими ледяными пальцами, и утаскивает меня обратно в пучину, где я захлебываюсь и тону. Что ж, жизнь преподает свои уроки плавания.
Я пыталась отключать и мысли, и чувства. До поры до времени мне это просто отлично удавалось… До тех пор, пока не накопилось так много всего, что очень скоро превратилось в огромную гору дерьма. Такую высокую, что я уже видеть ее не могла. Она полностью заслонила свет и погрузила мой мир в непроглядную тьму.
Самое печальное, что единственный, кто мог бы мне помочь выбраться, ― это тот, кто и заварил всю эту кашу. Тот, из-за кого я теперь стою, по колено погрузившись в эту боль и страдание.
Какая ирония!
***
Четырнадцать лет назад…
― Толкни меня выше! ― пищит Дана, как принцесса из какой-то сказки, и мне хочется оказаться там рядом с ней, так что я толкаю сильнее, и ее восторженные вопли вызывают у меня улыбку.
― Выше, Мейв!
Ее длинные темные волосы со свистом проносятся рядом со мной, и я отворачиваюсь, чтобы жалящие нити ее локонов не попали мне в глаза. Вместо этого они обжигают мне лицо, пока я подталкиваю ее еще выше. Она взлетает под облака, ее белое платье облепляет точеную фигурку балерины, и она хохочет, привлекая внимание своей матери.
Я тут же уменьшаю силу своих толчков. Светлана, уперев руки в бока, улыбается Дане:
― Девочки, это слишком высоко.
Ее мать красавица, совсем как Дана. У нее черные волосы и ясные голубые глаза, в которых светится улыбка, даже когда ее губы неподвижны. С ними я чувствую себя легко и счастливо.
― Прости, мамочка, ― хихикает Дана.
Протянув руку, я хватаю веревку и тяну ее назад, пока та не обжигает мне ладонь, но Дана замедляется, и ее мать направляется к нам по ухоженной лужайке.
― Девочки, хотите попить? ― Светлана переводит взгляд с меня на свою дочь. Красное платье на ней даже не колышется на ветру, как, по-моему, должно быть с такой длиной. Оно неподвижно как воздух.
Я облизываю губы. Солнце стоит высоко, и я так долго качала Дану, что устала.
― Да, пожалуйста.
― Мейв, у тебя прекрасные манеры, ― произносит Светлана, наблюдая за своей дочерью, которая, спрыгнув с качелей, топает в распахнутые объятия своей матери.
Я ощущаю какое-то покалывание в затылке, и не до конца понимаю, откуда оно взялось. Но все проходит, когда Дана выскальзывает из объятий матери.
― Я буду через минутку, ― улыбается Светлана. Она произносит слова иначе, чем мы с Даной. Дана говорила, что ее мама из Чехии и учит ее говорить по-чешски. Мне бы хотелось, чтобы моя мама научила меня какому-нибудь другому языку. Мне хотелось, чтобы она научила меня хоть чему-нибудь.
Дана поворачивается ко мне, широко улыбаясь.
― Это было так здорово! ― все так же улыбаясь, она прижимается ко мне и обнимает меня. Мне нравятся объятия Даны, они теплые как солнце и от нее всегда вкусно пахнет домашней стряпней.
― Дана, что тебе папа говорил?
У меня внутри все непроизвольно сжимается, и, в отличие от покалывания в затылке, я понимаю, откуда это ощущение. Щеки вспыхивают, когда я поднимаю глаза на старшего брата Даны, Джека.
Под взглядом прищуренных глаз цвета голубого льда я выпрямляю спину. У меня начинает крутить живот, когда он так смотрит на меня, и я задаюсь вопросом, что сделала не так. Каждый раз, когда он так смотрит, я хочу спросить, зачем он это делает, но, как всегда, храбрость покидает меня и почва ускользает у меня из-под ног.
― Ухожи, Джек, ― Дана отпускает меня и скрещивает руки на груди. Я замечаю, что ее ногти покрашены голубым лаком и удивляюсь, почему не обратила на него внимания раньше.
Джек по-прежнему стоит, уставившись на меня, и я встречаюсь с ним взглядом. Я хочу огрызнуться на него, чтобы он перестал на меня смотреть, и в то же время надеюсь, что он никогда не прекратит это делать.
― Она чужак, и мы с ними не водимся, ― он приближается ко мне, и я уже не чувствую опоры под ногами. Я хочу быть храброй, но он выше меня. Он такой высокий, что мне приходится вытянуть шею, чтобы заглянуть ему в глаза.
― Заткнись, ― Дана делает шаг вперед, как рыцарь в одной из ее волшебных сказок. Она такая сильная, и мне иногда хочется быть похожей на нее.
Он освобождает меня из плена своего взгляда и обращает лед глаз на сестру. Глумливо усмехаясь, произносит:
― Заставь меня, ты, мелочь сопливая.
Я срываюсь с места быстрее, чем ожидала от себя. Вскидываю руки, и так, будто миллион раз качала Дану на качелях, бью Джека в грудь, с ужасом наблюдая, как он спотыкается и начинает падать. Выражение полнейшего шока появляется у него на лице, но тут же сменяется гневом, когда он тяжело заваливается на траву и тут же вскакивает, оказываясь рядом со мной.
― Ах ты, мелкий кусок дерьма!
Я вздергиваю подбородок повыше.
― Только тронь, и мой отец вышибет из тебя все дерьмо!
― Я не собираюсь тебя трогать, ― Джек окидывает меня с головы до ног каким-то странным взглядом, от которого мне становится не по себе, и я хмурюсь. ― Даже если бы ты горела, я бы не стал мочится на тебя.
― Мам! ― вопль Даны разрезает воздух, заставляя нас с Джеком отпрыгнуть друг от друга.
Повернувшись, он подходит очень близко ко мне, и тихо произносит:
― Ты ― отребье, и мой отец не желает, чтобы ты околачивалась рядом с Даной. Я ― тоже. Мы знаем таких, как ты, и здесь тебе не рады. Ты никому здесь не нужна.
― Так что тебе папа говорил? ― Джек хватает Дану за руку и подтаскивает ее ко мне.
Я смотрю на свою самую лучшую подругу на всем белом свете. Она покусывает губы и глаза ее бегают.
― Она моя подруга.
Джек встряхивает ее, и я уже готова снова надрать ему задницу, когда его цепкий взгляд пригвождает меня к месту.
Я вижу, что Светлана выходит из дверей, неся на подносе напитки. Неужели она считает меня отребьем?
― Скажи ей, ― требует Джек.
― Папа сказал, что я не могу больше играть с тобой. Ты ― чужак.
― Напитки! — ― ничего не подозревающая мать Даны выходит на лужайку, и Джек отпускает сестру, а затем влезает в мое личное пространство.
― А теперь проваливай, и дуй домой к своей мамаше-алкоголичке.
Это похоже на пощечину. У меня глаза жгут, и, когда он расплывается в ухмылке, как акула, кружащая вокруг крови, я понимаю, что не могу допустить, чтобы хоть одна слеза пролилась. Я бегу мимо Джека и Светланы. Бегу домой. И худшее из всего этого то, что Дана не зовет меня и не бежит вслед за мной. Она даже не пытается меня остановить.
Я сжимаю свои маленькие кулачки и колочу по обшарпанной синей двери, но никто не открывает. Нажимаю на потертую старую дверную ручку и захожу внутрь. Собираюсь позвать маму, когда из спальни до меня доносятся громкие голоса. Я тихо прикрываю дверь. Велик брата стоит, прислоненный к грязной стене. Я прохожу дальше по коридору к открытой двери в спальню моих родителей.
― Так вот оно что, ты сбежать надумал, ― ноет мама.