— Вы собирались кейс почти с четвертью миллиона долларов везти общественным транспортом? — Тамара не переставала удивляться.
«Интересно, а кто бы, глядя на нас, подумал, что в кейсе четверть миллиона долларов?» — подумала я, а вслух с достоинством ответила:
— Вас это не должно беспокоить. В конце концов, мы можем взять такси. Это наша проблема.
Я была очень довольна своим ответом: именно так, по моему мнению, ответил бы какой-нибудь крутой парень вроде Лехи Николаева.
Наверное, Тамара имела на этот счет свое мнение, потому что с явной брезгливостью холодно произнесла:
— Вы заблуждаетесь, милочка, теперь это и моя проблема. Товар слишком ценен, чтобы подвергать его необоснованному риску. Диктуйте адрес, я пришлю за вами своего человека.
Клавка, слушавшая разговор, приложив ухо к трубке, вытаращила глаза и интенсивно замотала головой из стороны в сторону. Должно быть, это означало категорический отказ. Впрочем, я и сама понимала, что дать Тамаре адрес, значит, подписать себе смертный приговор. Оттого я поспешно воскликнула:
— Не надо! В смысле, пускай ваш человек встретит нас где-нибудь в другом месте. Скажем, возле Театра на Таганке.
— Хорошо, — согласилась Тамара. — В полдень возле театра. Черный «Сааб», водителя зовут Тимур. Он глухонемой, так что беседовать с ним бесполезно. До встречи, детка.
Последние слова Тамары прозвучали несколько зловеще.
— Ох, Афанасия, чует мое сердце, не вернемся мы оттуда живыми! — Клавдия схватилась за сердце, только оно почему-то оказалось справа. Впрочем, меня это не удивило, потому как мое сердце колотилось от страха где-то в области пяточного нерва. Клавка судорожно всхлипнула:
— Ишь чего удумала, змеюка подколодная, на опушке леса встречаться. Там-то нас и закопают. А по весне, когда снежок сойдет, какой-нибудь грибник-любитель найдет наши молодые, но обезображенные тела.
От отчаяния Клавдия даже не сообразила, что весной грибники в лесу — большая редкость.
— Подожди реветь, — одернула я сестру. — Никто нас не убьет. По крайней мере, сегодня.
— Почему это? — насторожилась Клавка.
Кажется, она была даже немного разочарована.
— Потому что мы девочки умные, и ампулу Тамаре сегодня не отдадим. То есть мы ее вообще не отдадим, но Тамаре знать об этом вовсе не обязательно.
— Что-то больно мудрено. Я своей раненой головой никак не докумекаю. Можешь объяснить? Только, пожалуйста, слова попроще выбирай, а то у меня после твоей вчерашней речи до сих пор мозги враскорячку.
— Можно и попроще, — согласно кивнула я. — Пока ампула у нас, мы живы и можем диктовать свои условия. Поняла?
— Поняла, — моргнула Клавдия. — А какие у нас условия?
— Тут надо хорошенько подумать, — загадочно молвила я и отправилась думать к себе в комнату.
Там, забравшись под одеяло, я прикрыла глаза с намерением предаться размышлениям.
Однако Клавдия решила взять этот процесс под личный контроль. Она приперлась следом за мной, остановилась в дверях и, уперев руки в бока, грозно спросила:
— Это ты так думаешь?
— Угу.
— Другого места не нашла, — Клавка нервничала, а оттого сделалась ворчливой и нудной.
— Какая разница, где думать, главное, додуматься до чего-нибудь стоящего.
Клюквина кивнула, но комнату покидать не торопилась. Вместо этого она принялась деловито сновать из угла в угол, наводя порядок.
Старая мудрость гласит: можно бесконечно смотреть на огонь, на воду и на то, как работают другие, поэтому я с удовольствием наблюдала за Клавдией. Сперва я честно пыталась придать мыслям нужное направление, но броуновское движение Клюквы мешало сосредоточиться.
Пришлось оставить эту затею. Единственное, до чего удалось додуматься, так это до того, что на сегодняшний день мы остались без мужской поддержки. Ведь Филиппок освободится с дежурства только после двенадцати, а глухонемой Тимур будет нас ждать именно в полдень. Вот еще подарочек — глухонемой шофер! Впрочем, вполне возможно, Тамара обманула, чтобы усыпить нашу бдительность. Следует проявить осторожность и больше помалкивать во время поездки, особенно это актуально по отношению к Клавке: на почве стресса она становится болтливой до чрезвычайности.
Клавдия, по всему видать, думала примерно о том же, потому что после непродолжительного молчания, давшегося ей с огромным трудом, заявила:
— Ты извини, Афонь, что отвлекаю… Не нравится мне этот глухонемой шофер.
— Хорошо, не слепой, — пошутила я.
— Очень, ха-ха. Так вот что я хотела сказать: когда поедем, ты поменьше болтай.
— Ты тоже..
На том и порешили.
На площади возле театра мы с Клавдией появились за пятнадцать минут до назначенного срока. Стоянка была забита автомобилями, в основном иномарками. В породах иноземных машин я разбираюсь слабо, поэтому пришлось нам внимательно читать надписи на корме каждого железного коня.
— Я с ума сойду! — неизвестно кому сообщила Клавка. — Четыре «Сааба», все черные и ни в одном нет водителя. Как мы этого Тимура узнаем?
— Подождем, — пожала я плечами, — до двенадцати еще есть время. Может, он сам нас узнает.
Чтобы как-то скрасить ожидание и немного унять волнение, мы с Клавкой купили по мороженому и, приплясывая на месте от холода, его съели.
Ровно в двенадцать возле одного из «Саабов» появился невысокий худощавый мужчина явно кавказской национальности. Одет он был во все черное: джинсы, кожаная куртка, расстегнутая, несмотря на мороз, и свитер того же мрачного цвета. В машину мужчина не торопился садиться. Он крутил головой, всматриваясь в народ, тусующийся возле театра. Мы с Клавкой испуганно переглянулись.
— Ох, только черножо.., в смысле, кавказцев нам не хватает, — клацнула зубами Клавдия.
Тут взгляд мужчины остановился на нас.
— Мама… — слабо простонала я, чувствуя, как немеет все тело. У этого типа был взгляд хладнокровного убийцы. Мне страшно захотелось убраться отсюда как можно дальше. Я уже открыла рот, чтобы предложить это Клюквиной, но мужчина направился к нам, и все слова застряли в горле.
— Пресвятая Дева Мария, матушка-заступница, спаси и сохрани нас! — поспешно перекрестилась Клавдия, закатывая глаза. — Честное слово, я больше не буду грехам предаваться, поститься начну, в церковь по воскресеньям ходить стану, только пусть нас минует чаша сия!
Однако Дева Мария не обратила внимания на Клавкину молитву, или сестрица слишком много пообещала, и святая ей не поверила. Я как загипнотизированная наблюдала за приближением кавказца. Он подошел почти вплотную и засунул руку во внутренний карман куртки. Мне тут же представился пистолет, который, несомненно, сейчас появится, и я в страхе зажмурилась, мысленно желая себе и Клавдии быстрой и легкой смерти.
Секунды тянулись невыносимо долго, а выстрелов все не было. Я приоткрыла один глаз, чтобы выяснить причину задержки. Мужчина стоял буквально в полуметре от нас и нагло ухмылялся. Вместо пистолета в руках у него белел клочок бумаги. Мы с Клавдией вытянули шеи.
«Я Тимур, — гласила корявая надпись. — Тамара ждет вас». Убедившись, что с содержимым записки мы ознакомились, Тимур кивнул в сторону машины. Вцепившись друг в друга, мы с Клюквиной под пристальным взглядом мужчины на негнущихся ногах поковыляли в указанном направлении. Не знаю, как у сестрицы, а у меня было стойкое ощущение, что я добровольно поднимаюсь на эшафот.
— Афоня, ты должна срочно что-нибудь придумать! — еле слышно прошелестела Клавка. — Мне моя жизнь дорога как память! А судя по выражению лица этого Тимура, жить нам осталось несколько часов.
— Крепись, Клава, — одними губами ответила я. — И помни, пока ампула у нас, нам ничего не угрожает.
— Ты сама-то в это веришь?
— Не очень, — призналась я.
Возле машины Тимур остановился и снова полез в карман куртки. На этот раз он достал сотовый телефон. Тимур показал его нам, потом ткнул пальцем сперва в меня, затем в Клавку и себе в грудь.