— Дети мои… — торжественно начала я,. подходя к изголовью дивана. В этот момент резко зазвонил телефон, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Поднос как-то сам собой выскользнул из рук, и весь романтический завтрак оказался на постели и ее обитателях.
— Ты, ненормальная! Ты чего это с утра пораньше на нас кипяток льешь?! — завопила Клавдия, внося успокоение в мою душу: утро наконец вошло в привычную колею. Я посчитала нужным обидеться:
— Я завтрак вам приготовила!
— У твоей сестрицы, Клава, черный пояс по кулинарии, — проворчал Тоша, выковыривая из волос ветчину. — Ее близко нельзя к плите подпускать: не убьет, так покалечит…
Махнув рукой, я метнулась к телефону.
— Афоня? — послышался в трубке голос Брусникина.
— Ага.
— Что там у вас за крики?
— Не обращай внимания, это я Клавку с Антоном кормлю романтическим завтраком.
— Сочувствую, — вздохнул Димка. — Я, собственно, чего звоню-то: пришли результаты из лаборатории…
— И? — затаила я дыхание.
— Порошок стрептоцида. Никаких следов вирусов не обнаружено.
Вот это да! Ай да Виктор, ай да сукин сын!
Теперь понятно, почему в НИИ не наблюдалось никакой паники — Витька просто взял порошок стрептоцида, запаял его в ампулы, и получилось бактериологическое оружие. Кто станет проверять, настоящие это вирусы или нет? Подлог, скорее всего, раскрыл бы сам покупатель, когда решился бы употребить порошок в дело.
Красивая комбинация, ничего не скажешь! Даже жалко, что она сорвалась, честное слово.
— Ты меня слышишь, Афанасия? — вернул меня в действительность Димка.
— Слышу, слышу! Еще новости есть?
— Потом поговорим, — заверил супруг и отключился.
Вопреки ожиданиям, известие о том, что вирусы оказались фальшивыми, Клавдию почему-то не обрадовало.
— Значит, мы вовсе не спасли человечество? — опечалилась она. — Жаль. Так хотелось побыть героями…
— Лучше не надо, — предостерег Антон. — Геройство, в особенности бездумное, всегда опасно для здоровья.
Не обратив внимания на слова суженого, Клюквина поинтересовалась:
— Димка больше ничего не говорил?
— Сказал, все вечером. Оно и понятно: если начальство услышит, что он обсуждает свои дела по телефону, по головке не погладит.
Клавдия была вынуждена согласиться,., Она еще немного сокрушенно повздыхала, а потом без особой охоты отправилась на кухню, готовить завтрак. На сей раз не романтический.
Вскоре после завтрака Антон Константинович отбыл на работу — он нынче дежурил.
Клавдия поехала вместе с ним. После недолгих размышлений сестра пришла к выводу, что больничный от хирурга будет выглядеть более убедительно, чем от патологоанатома. О больничном она вовремя вспомнила: в ближайшие дни я намеревалась вернуться к нормальному образу жизни и, последовав мудрому совету Димыча, сеять разумное, доброе, вечное.
Оставшись одна, я попыталась настроить себя на рабочий лад и даже уселась за стол, на котором вот уже несколько дней пылились тетради с сочинениями моих «балбесов». Через пять минут стало ясно, что из этой затеи ничего не выйдет: я исправно пялилась в ученические каракули, но ничего не понимала.
Я попробовала читать, потом уселась перед телевизором — все напрасно, мысли расползались, как тараканы, и собрать их в кучку никак не удавалось. Тогда я решила затеять генеральную уборку, вспомнив мамины наставления о том, что физическая работа отвлекает от душевных мук. За этим занятием и застала меня Клавдия. Видать, ей в свое время тоже внушили подобную мысль, поэтому она молча включилась в работу. Вскоре мы так увлеклись, что думать забыли о своем нетерпении и даже хором спели песенку крокодила Гены. Клавдия вдохновилась и заявила о своем намерении сообразить шикарный ужин. Я обрадовалась, предложила свою помощь, но Клавка от нее отказалась, памятуя о сегодняшнем завтраке. Короче говоря, сестра творила, а я развлекала ее чтением вслух сочинений своих оболтусов. В общем, время провели с пользой. Под конец Клюквина настолько разошлась, что предложила собрать стол в большой комнате, сервировав его по всем правилам.
— В конце концов, нам есть что отметить, — заявила Клавдия, заметив мое недоумение.
— Ага, — кивнула я и задумалась: может, я пропустила что-нибудь интересное?
Однако сюрпризы в этот день только начинались. Первым, вопреки ожиданиям, явился Тоша. Вместо уже привычных джинсов, свитера и куртки «Аляски» на нем был надет парадновыходной костюм приятного серебристого цвета, длинное кашемировое пальто, по виду очень дорогое; все это великолепие венчал галстук-бабочка. В руках Тоша.., пардон, Антон Константинович, держал два шикарных букета и коробку, в которой пряталась бутылка «Мартеля».
Немного придя в себя от увиденного, я растерянно спросила:
— Это твой рабочий прикид? Вроде бы ты говорил, что дежуришь…
— Я соврал, — обворожительно улыбнулся Антон. — У меня сегодня выходной, и я решил провести его с пользой.
— Похвальное стремление, — кивнула я. — А мы здесь при чем?
Тоша таинственно понизил голос:
— Всему свое время. Кстати, вот твой больничный…
Всучив мне голубенький листок, один букет и красивую коробку с коньяком, хирург оставил меня столбенеть в коридоре, а сам прошел в комнату. Пока я соображала, что бы это значило, из комнаты послышались звуки поцелуев и невнятное бормотание. Вывод напрашивался сам собой:
— Дурдом.
Расставив точки над "и", я вознамерилась пристроить букет в вазу, а коньяк на празднично накрытый стол. Пришел Брусникин. Мало того, что появился он намного раньше, чем его ожидали. Это можно как-то понять. Но как объяснить, что руки супруга были заняты букетами и бутылкой мартини?
— Любимая… — загадочно шепнул Димка, припадая к щечке.
«Сегодня оргия», — решила я и послала мужа.., в комнату.
Наконец мы расселись за столом. Из всех присутствующих только я, кажется, ничего не понимала, остальные имели вид таинственный и даже загадочный. Тоша бросал многозначительные взгляды то на меня, то на Клюквину;
Брусникин улыбался, не скрывая своего торжества, а Клавдия смущенно краснела, время от времени роняя столовые приборы на пол и невнятно бормоча извинения. Меня буквально распирало от желания узнать причину столь необычного поведения родных и близких, но из принципа с вопросами не торопилась, хотя достигалось это ценой невероятных усилий.
Мы выпили, закусили, и слово взял Антон Константинович. Он поднялся, нервно поправил «бабочку» и начал:
— Друзья…
Клавка хрюкнула и уткнулась носом в тарелку, при этом у нее покраснели даже уши. Однако закончить свою речь Антону не удалось, потому как Брусникин широко улыбнулся и радостно гаркнул:
— Мы согласны! Правда, Афанасия?
Я по-прежнему ничего не понимала, но на всякий случай кивнула: если муж согласен, чего ж мне против его воли переть? Клюквина подняла глаза от тарелки и укоризненно покачала головой:
— Вам бы только от меня избавиться поскорей, а о счастье моем даже и не думаете.
— Как это не думаем? Очень даже думаем, лишь о нем, можно сказать, и печемся! — горячо заверил Димка. — Только одному мне не под силу вас обеих осчастливить, да и самому двойной дозы счастья не выдержать. Опять же, будет кому приглядеть за вами в мое отсутствие…
Тут до меня стало постепенно доходить, в чем причина Клавкиного смущения и торжественности Антона Константиновича. Я внимательно посмотрела на сестру и решила внести ясность:
— Так вы женитесь?
— Вроде того… — пробормотала она, бросая быстрый взгляд на Тошу. Тот выглядел абсолютно счастливым, а оттого немного глуповатым.
Странное дело, еще сегодня утром я радостно потирала руки в предвкушении Клавкиного замужества, а сейчас почему-то загрустила. Тоша, конечно, хороший человек, хирург, но ведь мы его так мало знаем… А еще я представила себе утро без моей сумасшедшей сестрицы и приготовилась реветь. Заметив это, Клавка поспешила меня успокоить: